Однажды ты пожалеешь - Елена Алексеевна Шолохова
Как только он выскочил в подъезд, я набрал Майю, но на звонок она не ответила. Тогда отправился к ней сам. Мама пыталась задержать, упрашивала, пришлось поклясться ей, что Ярика я не трону, во всяком случае – сегодня.
До Майи доехал на такси, гадая, дома она или нет. Но хотя бы тут повезло. В ее комнате на четвертом этаже горел свет, да и перед подъездом не пришлось долго торчать – почти сразу меня впустил какой-то пацан.
Однако Майя мне совсем не обрадовалась. Она уже не так нервничала, как весной, но все равно сразу омрачилась, увидев меня.
– Мне поговорить с тобой надо, – без всяких предисловий выпалил я. – Тогда, весной, тебе Яр что-нибудь сделал? Плохое?
– Яр? – сморгнула она растерянно.
– Ну тот пацан… в очках… с собакой. Помнишь, мы как-то шли ко мне и его встретили?
Но я уже и так видел – Майя его вспомнила. Ещё как вспомнила. И там определенно что-то было. Потому как она сразу же заметно напряглась.
– Я очень рада, что ты поправился, но мне надо делать уроки, – засуетилась она.
– Я долго не задержу, – невольно начал я раздражаться. – Но мне надо знать, что он тебе сделал.
– Ничего он мне не сделал, – не глядя на меня, неживым голосом возразила Майя. Но я видел – врет она.
– Если он тебя как-то напугал или обидел, то лучше скажи. Поверь, сейчас он уже тебе ничего не сделает.
Она еще упиралась, но слабо и недолго, а потом вдруг разрыдалась.
– Ты думаешь, что я предала тебя? – надрывно спросила она. – Ну да, предала. Но что мне еще было делать? Этот твой друг… Яр? Он сказал, чтобы я больше с тобой не общалась. Он запретил к тебе приходить, запретил с тобой разговаривать...
– Все равно надо было рассказать!
– Легко тебе говорить! А ты знаешь, каково это, когда ты идешь себе, ничего не подозреваешь, а на тебя вдруг бросается собака?
– На тебя напала собака? Его Джесс на тебя напал? – догадался я.
– Да! Может, для тебя это ерунда, а я из дома выйти боялась! Меня в первом классе искусал пес, вот, полюбуйся! – Она задрала рукав кофты на правой руке, обнажив выше запястья бугристые шрамы. – Я даже пишу теперь левой. И боюсь всех собак до смерти. Даже маленьких. А тут… У меня такая истерика была! Я неделю из дома не выходила!
– Но ты точно знаешь, что это был Джесс?
Она посмотрела на меня так, будто я обвинил ее во вранье.
– Я приходила к тебе в больницу. Ваши мне всё рассказали, ну из хоккейного клуба. Сказали, что случилось, где ты лежишь. Я в тот же день побежала к тебе, а встретила этого… он в палате у тебя сидел. Когда я зашла, ты спал. А он поднялся и вывел меня в коридор. Я думала, он мне хочет что-то про тебя рассказать. А он сказал, чтобы я больше к тебе не приходила. Пригрозил. Я поплакала, но все равно пришла на следующий день… ты опять спал… или без сознания был, не знаю. А вот он…
– Что он?
– Ну, тогда ничего. Только посмотрел так жутко... Я сразу убежала. Но на другой день я шла из ледового на остановку, через дворы, ну там, где гастроном, знаешь же? И из кустов вдруг вылетела эта овчарка… она сбила меня с ног и не давала встать. Так страшно рычала… И никого кругом. Даже сейчас вспоминать ужасно. Потом подошёл он и отозвал свою собаку. И сказал, что в другой раз он не остановится… – Майя закрыла лицо ладонями и снова заплакала. – Прости меня, пожалуйста. Я тогда просто струсила.
– Да брось. Это ты прости, ведь если б не я, с тобой бы ничего такого не случилось… Но что ж ты никому не рассказала? – я приобнял ее за плечи, пытаясь успокоить. – Хотя бы мне. Или родителям?
– Он сказал, что если расскажу кому-нибудь… я боялась. Он совсем не похож на обычных хулиганов. Он такой жуткий был… и эта его овчарка… я видела, что он не врет…
Я возвращался от Майи раздавленный полностью. Может, Яр и брал Майю на понт, а, может, и нет. Может, и с Дашей он только блефует. Но проверять не хотелось. Да, конечно, это надо быть совсем отбитым, чтобы реально что-то плохое сотворить, но разве он в себе? Нормальный чел не сделал бы и того, что он уже сделал.
Сорваться бы и уехать отсюда подальше. Хоть в самую дыру мира. Пропасть со всех радаров. Но куда денешься от родителей, особенно от матери? Она не поймет, разнервничается, а ей нельзя, особенно сейчас.
По дороге домой я зашел к Рыжему. Он как раз собирался на свою подработку. Каждую третью ночь он сторожил какой-то склад за городом. Рыжий почему-то стеснялся этого и скрывал ото всех в классе. Даже при мне немного конфузился поначалу и почти ничего не рассказывал про работу. Правда, я не видел ничего в ней стремного и не понимал его стыда, но не лез ему в душу. Зачем? У всех свои бзики.
– Хочешь чаю? – предложил он мне, укладывая себе бутеры в пластиковый контейнер. – Я тут наделал с колбасой, все не влезут.
– Нет, спасибо, – меня и без еды тошнило.
– Слушай, ты чего в последние дни такой загруженный ходишь? Это из-за тети Оли?
Я не хотел ничего ему говорить, но вдруг не выдержал и выложил Рыжему почти всё. Рыжий присел на табурет, глядя на меня с открытым ртом.
Минуту-другую он переваривал услышанное, повторяя полушепотом: «Хренасе… какая жесть... капец»
