Мария Воронова - Рандеву на границе дождя
– О, простите, я не знал, – сказал он растерянно и невпопад. – но я же могу просто ухаживать за вами. Без этого пока.
– А смысл?
– Что значит смысл? Я вас люблю, Христина, вот и весь смысл.
Она покачала головой:
– А что будет дальше?
– Этого нам знать не дано. Но я надеюсь, что рано или поздно вы доверитесь мне, и все наладится.
– А я знаю, что нет! Не наладится! Вы ж психиатр и должны знать такие вещи, а не верить в чудеса любви.
Он пожал плечами, и Христина вдруг снова ощутила сильное желание очутиться в его объятиях, но быстро преодолела это чувство.
– Это как хребет, если перебило, то все, – продолжала она, стараясь говорить на чистом русском языке, чтобы Макс не подумал, будто она издевается. – поймите, я травматик, инвалид, но я сумела устроить свою жизнь настолько хорошо, насколько это возможно. Грубо говоря, если я не могу ходить на ногах, то прекрасно управляюсь с костылями. У меня есть работа, а теперь и вторая работа, которая приносит радость оттого, что я полезна тем, кто действительно во мне нуждается. Есть Анна Спиридоновна, книги, группа «Вконтакте», которая развалится, если я ее заброшу. Я довольна своей жизнью, понимаете? И сейчас вы мне предлагаете повстречаться. Это все равно, как если бы вы предложили инвалиду тяжелое и болезненное лечение, которое скорее всего не поможет. Сказали бы, давай, терпи мучения здесь и сейчас ради эфемерного шанса ходить когда-нибудь потом. Кто-то, может быть, согласится на такое, а я – нет. Не потому что боюсь боли, а шанса нет!
– Шанса, может быть, и нет, но я вовсе не собираюсь вас мучить…
– Видите, вы даже не понимаете, что уже делаете мне больно, так что же дальше? – перебила она. – Подумайте сами, долго на платонической любви мы не продержимся, да и правильно, потому что это уродство. Вам будет надо, я уступлю, чтобы вас не потерять, и после первой же ночи вас возненавижу.
Макс внимательно посмотрел ей в глаза и сказал:
– Продолжайте.
– А вы слишком хороший человек и ночью будете уверены, что я действительно избавилась от своего страха, а утром начнете сомневаться, вдруг я притворялась. А я совру, что нет, не притворялась, потому что одновременно с ненавистью буду еще любить вас.
– Что ж, это вполне реалистичный вариант, но поскольку мы оба его предвидим, значит, сможем избежать.
– Как? Допустим, вы будете себя сдерживать.
– Да, допустим.
– Тогда я начну метаться, что не даю вам того, что надо, и в итоге совру, что все, ура! Больше не боюсь.
– А я вам не поверю.
– Я буду очень убедительной. И снова мы попадаем в ту же точку. Будь вы примитивным бугаем, все это могло бы еще сойти нам с рук, но вы тонкий и умный человек, и заметите, что я мучаюсь, начнете страдать сами, и в итоге все кончится очень плохо. Тут компромисса не существует, чтобы половина страха – половина секса.
Макс нахмурился, а потом, не спрашивая ее, подозвал официанта и заказал еще кофе.
– Вроде все логично вы говорите, и не возразишь.
– Ну именно что! Это вроде как я в инвалидной коляске прикатила, а вы меня уговариваете стометровку бежать.
– Не стометровку. Марафон. У меня серьезные намерения. Видите ли, в юности я верил, что любовь преодолевает все на свете и меняет мир, потом понял, какая это чушь, а теперь чувствую, что не чушь. Я люблю вас и совсем не хочу, чтобы вы ломали себя мне в угоду. Просто пустите меня в свою жизнь, и может быть со временем, если мы будем честными друг с другом, и вы поверите мне настолько, что не позволите причинять себе боль. Вы же сами не влюблены в меня?
– Нет. Но если бы могла, то влюбилась бы только в вас, – буркнула Христина.
– Ну тогда почему бы вам просто не принять ухаживания настойчивого поклонника? Сходим в театр или еще куда-нибудь, куда хотите.
– Но границу дождя мы уже не пойдем искать.
Макс пожал плечами и вдруг задумчиво улыбнулся:
– Сейчас зима, Христина. Дождя нет. Но придет весна, и мы сможем увидеть границу дождя совершенно внезапно, когда меньше всего будем думать об этом.
Христина поднялась, чувствуя, что еще немного, и мирок, тщательно построенный ею и защищающий, как раковина улитку, разлетится вдребезги.
Еще удар, и Макс вышибет из-под нее костыли, и она поползет за ним, раня и царапая живот об острые камни дороги.
– Если вы меня любите и взаправду желаете мне добра, то больше не станете видеться со мной, – сказала она быстро и выскочила из кафе прежде, чем Макс успел ее остановить.
Неожиданно позвонил Виктор Викторович и сообщил, что Инга родила сына. Руслан поздравил счастливого отца и тут же получил предложение участвовать в церемонии выписки из роддома.
– Не знаю, захочет Гусечка крестить или нет, но вы, Руслан Романович, все равно будете крестный отец! – говорил Стрельников полным умиления голосом. – Приходите, полюбуйтесь на того, кто только благодаря вам увидел свет.
Сначала Руслан хотел отказаться, сославшись на плохое самочувствие, а потом решил: почему бы и нет? Будет приятно увидеть Ингу и ее малыша.
Чтобы исключить всякую двусмысленность, он попросил маму пойти вместе с ним, а Макс, сильно грустивший после развода, напросился сам.
Якобы сто лет не видел младенцев, от зрелища которых испытывает положительные эмоции.
– Ну-ну, – хмыкнула Анна Спиридоновна и заметила, что младенцы – это не только розовые щечки и умилительные ножки в перетяжках, но и «много кое-чего еще», о чем мужчине лучше заранее не знать.
Руслан добросовестно разрабатывал ногу, поэтому быстро перешел с ходунков на костыли, а с костылей на тросточку, но все еще хромал и опасался, что так останется навсегда.
Накануне стоял страшный холод, и Руслан даже стал волноваться за малыша, но утром пошел снег, и сразу потеплело. Большие снежинки кружились в безветрии и тихо и медленно опускались на крыши, ветви деревьев и чугунные прутья оград, образуя высокие белые подушки, как на рождественских открытках. Руслан обрадовался, что Ингиному сыну предстоит увидеть такой красивый и светлый мир.
Тротуары тоже заснежило, Руслан боялся не увидеть под снегом льда, поскользнуться и упасть, поэтому с удовольствием оперся на сильную руку брата.
Анна Спиридоновна несла корзину цветов, чудовищно безвкусную на взгляд Руслана, но мама сказала, это то, что надо, и он вспомнил, что Инга вроде бы любила подобное нагромождение лепесточков и рюшечек.
В маленьком садике перед роддомом уже томился Виктор Викторович, в своей кожаной куртке напоминавший со спины картину Малевича «Черный квадрат». За руку он держал Гришу, старшего сына.
Окликнув его, Руслан представил своих спутников, и Стрельников, мимоходом поздравив Анну Спиридоновну с тем, что у нее такой героический сын, стал обстоятельно жаловаться на карантин по гриппу, из-за которого не мог повидать жену и присутствовать на родах, хотя умеет принять ребенка получше иного акушера, и Руслан понял: местным докторам несказанно повезло, что Инга рожала в период эпидемии.
