Лавирль Спенсер - Раздельные постели
— Прекрати, — ругалась она, — я говорила тебе, что утром нахожусь не в лучшей форме. У меня плохое настроение до обеда.
— А я сейчас думал как раз о том, какой хорошей ты была раньше.
— Я медведь.
— Что ты здесь делала? Я думал, что ты уже готова ехать завтракать.
Она посмотрела на него одним глазом, другой был спрятан под простыней.
— Я только вздремнула.
— Вздремнула — после того, как только что встала?
— Ну, это по твоей вине.
— О да? Что мне сейчас делать?
— Болван. Беременные женщины много спят, я тебе говорила об этом раньше. — Она потянулась назад и помахала пальцами. — Дай мне.
Он подал ей розу, и она, понюхав ее, сделала один глубокий, длинный, преувеличенный вдох — затем перевернулась и сказала, обращаясь в потолок:
— Наступило утро. — И, не сказав больше ни слова, прошла в ванну.
Кэтрин видела, что ее самый великий противник находился в обычном состоянии. Хорошо приспосабливаясь, Клей собирался сделать так, как будто их женитьба была обычным делом. Но она сама постоянно следила за тем, чтобы не было серьезности в отношении каких-то банальных ситуаций. Этот первый день раскрыл глаза Кэтрин на то, какой могла быть жизнь с Клеем, если бы дела обстояли по-другому.
Они прибыли в дом Форрестеров тогда, когда высокое полуденное ноябрьское солнце растопило весь снег, выпавший прошлой ночью, оставив лишь кое-где его следы. Дворецкого сейчас не было. Это снова был простой обычный дом. Белки, почти такого же цвета, как газоны, стрекотали и прыгали в поисках зимних запасов. Поползень устремился прочь из одной гирлянды, что висела рядом с дверью, — здесь он обедал на остистой пшенице.
Дом, как всегда, радушно встретил их.
Они застали Клейборна и Анжелу за экраном телевизора, уютно разместившихся в кресле, как пара диких уток. Последовали неизбежные прикосновения, приветствия, в которые была включена и Кэтрин. Большинство подарков они раскрыли вместе и поддразнивали Кэтрин за то, что она отказалась принимать участие в этой игре. Сидя на толстых подушках на полу, Клей и Анжела смеялись над огромной банкой для домашнего печенья, потому что она вряд ли могла разместиться на кухне американского городского дома. И Кэтрин узнала, что из всех печений Клей больше всего любит шоколадные чипсы. Они открыли вафельницу, и она узнала, что ему нравятся блины. Через некоторое время она поняла, что он терпеть не может «Чикагских Медведей». Анжела приготовила бутерброды, а Клейборн сказал:
— Эту коробку откроете позже, — и с удивительной легкостью дал понять, что игра уже закончена.
Среди целого вороха оберточной бумаги Кэтрин чувствовала, что погружается в незыблемость этой семьи.
Поздно вечером они нагрузили машину подарками и поехали на то место, которое сейчас называли своим домом. Стоя у дверей, Кэтрин наблюдала, как он, поставив свою поклажу, наклонился и вставил ключ в замочную скважину. Ее руки были завалены коробками, и она выглядывала через них, ожидая, когда он положит в карман ключ.
Дверь распахнулась, и не успела она сообразить, что происходит, как он повернулся и проворно сгреб сразу все: жену, коробки и все остальное.
— Клей!
— Я знаю, знаю. Поставь меня на место, правильно?
Но она только засмеялась. Клей передвигался с трудом, как будто его ноги стали резиновыми, и он свалился на ступеньках, держа ее на коленях…
— В кино у жен почему-то никогда не бывает животов, — поддразнивал он, опершись локтями о ступеньки.
Кэтрин только хмуро смотрела на него. Потом вдруг почувствовала, что ее выталкивают с колен.
— Слезь с меня, пузатик.
Комнаты погрузились в густые сумерки, тихие, ожидающие. Они стояли, оглядывая гостиную, а она, казалось, как любовница, подавала знак рукой, чтобы сбросили ее одежду: новая мебель с не тронутыми еще пока бирками и клеенкой, ожидала, сложенная в кучу, наклонившаяся, несмонтированная. Лампы лежали на диване, упакованные в толстый материал, а абажуры ожидали рядом на полу в пластиковых коробках. По всей комнате стояли стулья и столы. Части от кроватной рамы лежали рядом с матрацем, на полу валялась веревка. Те коробки и чемоданы, которые они привезли раньше, были свалены в кучу на столе и разбросаны по комнате.
Эта картина была мучительной, они перестали смеяться и на какое-то мгновение задумались. Как ни странно, но все выглядело по-настоящему. Отражение заката солнца просунуло свои пальцы через широкое окно, посылая в комнату неземное мерцание. Кэтрин чувствовала на своих плечах руки Клея. Она повернулась и увидела, что он стоит удивительно близко. Когда она поворачивалась, то чуть не задела виском его подбородок.
— Пальто? — спросил он.
Она подумала, что вокруг губ у него было выражение муки.
Интересно, думал ли он в этот момент о Джил Мангассон? Но он быстро убрал с лица это выражение, и на его месте появилась усмешка.
Они переоделись в голубые джинсы и бумажные спортивные свитера и приступили к работе: она на кухне, он в гостиной. Опять все стало на свои места. Для Кэтрин это было как игра «в дом», она работала в этом доме, и он казался ей слишком хорошим, чтобы быть настоящим. Она расставляла их свадебные подарки в буфеты и слушала, как Клей распихивает мебель. Наступил вечер, и временами в процессе работы она позволяла расплыться той грани, которая отделяла настоящее от фантазии.
— Подойди ко мне и скажи, где ты хочешь, чтобы стоял диван, — позвал Клей.
Она поднялась с колен и пошла к нему.
А один раз она подошла к нему, смеясь и спрашивая: — Как ты думаешь, что это такое? — Она показала странную стальную штуковину, которая могла бы сойти и за скульптуру, и за молоточек для отбивания мяса. Они засмеялись и пришли к выводу, что это — скульптура молоточка для отбивания мяса, и решили поставить ее в укромный уголок на холодильнике.
Было совсем темно, когда он появился на кухне и спросил:
— Здесь есть где-нибудь электрические лампочки? — Посмотри в той коробке. Мне кажется, они там.
Они нашли лампочки. Через несколько минут, стоя на коленях, она увидела, что со стороны гостиной комнаты исходит поток света. Кэтрин улыбнулась, когда услышала, как он сказал:
— Ну вот, теперь намного лучше.
Она закончила распаковывать коробки, предназначенные для кухни, и теперь застилала полки шкафа хлопчатобумажной скатертью, когда он проходил через холл, неся звенящие перекладины кровати.
— Осторожно, стена! — предупредила она слишком поздно. Перекладина врезалась в дверную раму. Он пожал плечами и. исчез, унося с собой свою ношу. Затем он прошел мимо с передней спинкой кровати, потом с ящиком инструментов, которые достал из багажника. Она начала распаковывать белье, прислушиваясь к звукам, доносящимся из спальни. Она вешала новые полотенца в ванной, когда он позвал:
