Кэти Хикман - Гарем
Теперь в хаммаме находилось человек двадцать, и взгляд девушки лениво перебегал с одной обнаженной фигуры на другую. Хрупкость и изящество плеч, изгиб спины, полнота грудей, скульптурной лепки посадка головы, узкие ступни.
«Перестань, о чем ты думаешь!» — воскликнула она про себя и, улыбнувшись, перекатилась на спину и уставилась в потолок.
Каменный купол был весь прорезан прихотливыми отверстиями — некоторые формой напоминали солнце, другие полумесяц, — и текший сквозь них бледный свет зимнего дня заливал зал. Чувство глубокого удовлетворения охватило ее. Как назвала этого архитектора Хаддба? Синан?
Она прикрыла глаза, пытаясь вспомнить то, что ей было известно об этом мастере, но мысли неожиданно для нее самой скользнули к незнакомцу из Мальтийского павильона. Почти раздраженно она тряхнула головой.
«Не будь смешной, этот человек совершенно не твоего типа», — одернула она себя, но мысленно снова видела его перед собой, смотрела в его глаза.
Крупный, довольно высокий, не толстый, но плотного сложения, про таких обычно говорят «представительный мужчина». И этот образ, так неожиданно вторгшийся в ее мысли, заставил их течь дальше.
«А что, если б он увидел меня сейчас?» — от смелости вопроса у нее перехватило дыхание.
К ней направилась одна из служительниц хаммама, дотронулась до плеча, как бы привлекая внимание, и, не произнеся ни слова, взяла за руку и повела за собой к одной из ванн, вырезанных, как и чаши фонтанов, в форме раковины. Элизабет, со ставшими пунцовыми щеками, последовала за ней. Знаком ей приказали присесть на одну из ступеней, а когда она подчинилась, банщица облила ее водой из черпака и принялась растирать разгоряченное тело рукой в жесткой рукавице.
Женщина работала быстро, ее движения были настолько резкими, что граничили с грубостью. Она рывком вскинула обе руки Элизабет кверху и стала растирать подмышечные впадины, груди, бока, живот. Девушка невольно попыталась выскользнуть, но та настолько выразительно опустила руки и покачала головой, будто раздосадованная, что Элизабет притихла и, подчинившись ее безмолвным командам, сидела теперь, сохраняя полное спокойствие и неподвижность.
«Что, если б он увидел меня сейчас?»
В этот раз она осмелилась подольше поиграть с этой далеко не противной мыслью. Она представила его необыкновенный, странно возбуждающий взгляд… По телу пробежал озноб. Трепет желания. Французы называют это «frisson». Элизабет поморщилась и запретила себе эти неприличные, глупые мысли.
А банщица тем временем принялась мыть ее волосы. Потоки воды низвергались на голову Элизабет сверкающими водопадами. Они сбегали по лицу, слепили глаза, затекали в уши, волосы длинными прядями липли к спине. Чужие твердые пальцы скребли ее макушку, потом вдруг запрокинули ей голову с такой силой, что она даже поморщилась. Острые ногти скоблили и царапали кожу головы, почти причиняя боль. Потом еще несколько сверкающих водопадов, и все.
Дрожа, Элизабет вернулась в купальный зал.
Глава 22
Стамбул, вечер 3 сентября 1599 года
Новость о том, что Хассан-ага, глава стражи черных евнухов, оказывается, не умер, облетела все покои Дворца благоденствия. Придворные лекари — не только белый евнух из дворцовой школы, но и личный врачеватель султана Моисей Хамон — объявили, что его жизнь находится вне опасности. Некоторые из обитателей дворца поговаривали о чуде; других больше занимали те сны, в которых, по слухам, валиде-султан было предсказано его выздоровление; а третьи, ну, третьих разбирал восторг от чудодейственной рубахи, заказанной валиде. Рубаха — всякий говорил, что это настоящее чудо, — была не только покрыта вышитыми золотом строчками сур из Корана, на ней были изображены неведомо что означающие символы и числа.
В тот вечер служанки известили Селию о том, что в Парадной зале должно состояться большое празднество. Ожидалось выступление труппы акробатов — как рассказывали евнухи, эта труппа состояла из одних только женщин, цыганок из греческого города Салоники, — прибывшей недавно в город и ставшей уже настоящей знаменитостью. О ней говорили на всех базарах и во всех гаремах, больших и малых, вдоль Босфора и залива, и госпожа валиде сама послала за артистами.
Но тем вечером, когда Селия вместе с другими женщинами направлялась в Парадную залу, расположенную в самом центре дворца, разграничивая женскую половину и покои султана, девушку поразило одно неожиданное наблюдение. Она почувствовала, что в воздухе витает что-то новое, атмосфера во дворце изменилась. То тревожное ощущение, которое подавляло всех его обитателей в последние дни, испарилось, сменившись общим чувством экзальтации и приливом энергии. Селия, не глядя по сторонам, шла коридорами к Парадной зале в сопровождении своих служанок, и, хоть глаза ее были смиренно опущены в землю, ум и сердце теснились сомнениями.
Пол находится в Стамбуле, в этом она больше не сомневалась. Кто же иной, кроме Керью, мог приготовить карамельную копию корабля ее отца? И назвать ее «Селия»? А Керью, конечно, находится рядом с хозяином, Полом. Мысль о будущем мучила ее своей неопределенностью. Что мог означать этот кораблик? Был ли он тайным посланием? Неужели они знают, что она здесь? Нет, этого не может быть.
И девушка отбросила эту мысль. Того, что произошло с ней, они даже предположить не могут. Слишком невероятно. Пол уверен, что она умерла. Погибла при кораблекрушении, утонула.
Но теперь, что бы там ни говорила Аннетта, она обязательно даст им знать о себе. У нее на груди спрятан ключ, он в полной безопасности, и дверь, ведущая из гарема, может быть открыта. При одной мысли о том, что ей предстоит сделать, Селию пронзила такая острая боль, что она задохнулась и едва не упала.
— Осторожнее, Кейе-кадин.
Одна из сопровождавших ее женщин придержала девушку за локоть.
— Ничего, ничего. Я всего лишь поскользнулась.
Селия постаралась собраться с силами. Она не может позволить им догадаться о том, что с ней происходит. Одно неосторожное слово, даже один взгляд могут выдать ее. Они следят за ней. Следят неотрывно. Она в этом уверена.
Селия вошла в Парадную залу.
Так как она не получала официального извещения о каких-либо переменах в ее положении гёзде, девушке полагалось сидеть на длинном, с разбросанными по нему подушками, помосте рядом с диваном валиде в левой стороне залы. Это было почетное место, предназначенное для женщин самого высокого ранга в гареме. Рядом с Селией сидели четыре ближайшие прислужницы валиде: Гюльбахар, Тюрхан, Фатима и еще одна новенькая девушка, занимающая это место до выздоровления Аннетты. Далее расположилась управительница гарема, а следом за нею распорядительницы гаремных служб: омовений, кофейной церемонии и главная цирюльница. По другую сторону от дивана валиде размещался еще один помост, и к нему как раз в эту минуту подводили детей султана, нескольких принцесс и юных принцев, таких маленьких, что они еще не были отделены от матерей и проживали в гареме. Даже одна из дочерей самой валиде прибыла во дворец для того, чтобы посмотреть представление, с нею были ее дети и целая свита невольников.
