Алиса Корсак - Любовь наотмашь
А магазин на Кутузовском в дар не приняли. Виктор написал, что «дамы велели кланяться господину Панкратову и передать, что к такому щедрому подарку не готовы, но зато с удовольствием рассмотрят предложение о продаже магазина». Просили передать! Вообще-то, могли бы и сами позвонить, хоть одна из них. И неважно, что бы они ему сказали, хотелось просто услышать голос…
Они не позвонили, зато Виталик отдувался за всех. В том электронном письме не было текста, только фото…
Трогательный ежик черных волос – она все-таки перекрасила волосы в свой «родной» цвет, – тонкая шея, раскосые глаза печенежских ханов, взгляд – задумчиво-отсутствующий. Она не смотрела в кадр, скорее всего, она даже не знала, что ее фотографируют.
Алиса вернулась из Зазеркалья. К Алисе вернулась ее разлюбезная подруга Зинон. У Алисы есть магазин на Кутузовском. Тогда почему она выглядит такой несчастной? Или это просто фото неудачное? Если бы Виталик выслал еще одно, просто для сравнения…
Клим хотел уничтожить фотографию, но не смог. Мало того, он урвал полдня из своего напряженного графика на то, чтобы найти фотохудожника и переделать обычное фото в портрет. Сумасшествие и непозволительная слабость… Он никогда не сможет забыть Алису Волкову, если ее портрет будет стоять на его рабочем столе.
Да что там забыть, он и работать нормально теперь не мог, кожей чувствовал этот задумчиво-отстраненный, никому конкретно не адресованный взгляд. Было бы разумнее портрет спрятать, убрать со стола. Каждое утро Клим порывался это сделать, но наступал вечер, а ничего не менялось.
Зря он улетел в Лондон. Ни покоя тебе, ни забвения! Только море вопросов, ответы на которые можно получить исключительно дома. Решено! Он возвращается. Что там говорила Зинон? От судьбы не уйдешь? Женщина-пантера оказалась права: он попробовал, и у него ничего не получилось. А дома скопилось много неотложных дел. Виталик закончил работу над коллекцией. Надо искать толкового пиарщика и думать о предстоящем показе. Все должно пройти на высшем уровне. И не оттого, что в мальчишку вложены его деньги, а просто оттого, что Виталик по-настоящему талантлив и заслуживает славы.
И с Дианой надо что-то решать. Девочке нужен продюсер.
Да, получается, что он теперь, прямо как заботливый папаша. Одному ребенку – модный показ, второму – продюсера. Кто б раньше сказал, что он таким станет, ни за что бы не поверил! Он – банкир, циничный и предприимчивый, и на роль благодетеля никак не годится. Поправочка – не годился, до тех пор, когда в его спокойной жизни все встало с ног на голову.
Надо возвращаться, нельзя насиловать душу. А душа рвется обратно – домой. Да и воспетый классиками лондонский туман уже порядком ему поднадоел. Нет, Лондон – не для русского человека, что бы там ни писали журналисты…
Родина встретила Клима дождем пополам со снежной крошкой и пробирающим до костей октябрьским ветром. Вот оно как: в Лондоне – туманы и затишье, а в Москве – вечная борьба стихий. Клим поежился – щегольское кашемировое пальто совсем не грело, – вдохнул пропитанный сыростью и выхлопами московский воздух, сказал рассеянно:
– Вот ты и дома, Клим Панкратов…
* * *Алиса устала. Ощущение было таким, словно за три месяца она прожила целую жизнь. Врачи говорили, что это астенический синдром, последствие травмы, и все скоро пройдет, а она точно знала, что никакой это не астенический синдром, и что ничего не пройдет. Просто ее жизнь изменилась раз и навсегда, а она никак не может с этим смириться.
Мелиса… Сестру похоронили без нее. Алису не отпустили врачи. В глубине души она радовалась, что не отпустили. На кладбище принято скорбеть и говорить об ушедшем добрые слова…
Она скорбела, только не по нынешней Мелисе, а по той беззаботной и искренней девчушке, которой та была много лет назад. Что случилось? Может, Мелиса была права, обвиняя ее в своих бедах? Может, она что-то упустила, проморгала момент, когда славная девчушка начала превращаться в чудовище? Она ведь старшая сестра, она должна была присматривать за младшей, а она – упустила…
Силы, чтобы сходить на могилу Мелисы, она нашла в себе только спустя два месяца. Сходила, положила белые розы на черное надгробие, посмотрела в хмурое осеннее небо и ушла, так и не получив прощения. Мелисе до нее больше не было никакого дела, Мелиса обрела долгожданную свободу. И неважно, что цена слишком высока, она никогда не обращала внимания на такие мелочи как цена собственной прихоти…
Был еще Ольгерд. Об Ольгерде Алиса старалась не думать, вспоминала о нем, только когда начинались головные боли, последствие травмы. Ольгерд нанял хороших адвокатов, и теперь они пытались убедить следствие в том, что их клиент стал жертвой невероятной мистификации, что действовал в состоянии аффекта и вообще – он агнец невинный. А Алиса знала, что никакой он не агнец, а самый обыкновенный слабак и трус, что даже если ему удастся избежать наказания, больше никакой опасности для них с Зинон он представлять не будет. Возможно, если бы не Мелиса, Ольгерд бы до пенсии прожил добропорядочным гражданином, просто сестре удалось нащупать его болевую точку и надавить на эту точку с нужной силой. Р-раз – и нет больше добропорядочного гражданина…
Пустое все это, не стоит оно того, чтобы расстраиваться и переживать. В ее жизни есть и радостные моменты. Зинон вышла из комы! Алису к этому времени еще не выпустили из реанимации, и о радостном событии она узнала от персонала.
Зинон не изменилась. Господи, какое счастье, что Зинон не изменилась! Она еще с трудом разговаривала и плохо двигалась, но едва ли не в самый первый день потребовала парикмахера и сигареты. В услугах парикмахера Зинон не отказали – частная клиника, как-никак, – а вот на курение было наложено табу.
Они не знали Зинон! Не понимали, что для нее «табу» – это пустой звук. Сигареты появились у Зинон уже на второй день. Алиса подозревала, что их контрабандой пронес в клинику Александр. Разразился скандал, но подруга отстояла свое право на «дозу никотина», просто теперь на перекуры ее вывозили на балкон.
А на третий день Зинон, с достоинством королевы восседающая в инвалидном кресле, вкатилась в палату Алисы.
– Привет, красотуля! Хреново выглядишь.
Зинон улыбалась, а она разревелась.
– Красотуля, кто сказал, что тебе идут белые волосы? Плюнь этому гаду в морду! Мы с тобой хорошо смотримся только в брюнетистом варианте.
Зинон все знала: от начала до конца, в малейших подробностях. Алисе оставалось только удивляться такой ее поразительной осведомленности. Конечно, можно было бы спросить, но она почему-то считала, что правды от подруги все равно не добьется. Да и неважно это, главное, что Зинон вернулась, и теперь в ее жизни есть хоть одна постоянная величина.
