Филлис Уитни - Тайна «Силверхилла»
Кто-то рядом со мной издал леденящий душу крик: "Караул! Убивают!" – но даже это не могло меня остановить. Что-то пролетело мимо моего лица, так близко, что я ощутила трепетание крохотных крыльев. Это был не попугай, а какая-то маленькая птичка, почему-то очутившаяся на свободе. У меня не было времени раздумывать над тем, как она могла выбраться из клетки. Частые вспышки молнии, видные через стеклянный купол, освещали путь, и я быстро побежала по дорожке. Я чувствовала себя почти что под открытым небом, хотя и оставалась недосягаемой для дождя и ветра, шумевших снаружи.
Теперь я различала и другие звуки – странные дикие звуки, которые издавали перепуганные птицы. Их голоса перекрывал пронзительный предостерегающий крик макао. На этот раз ситуация была резко отличной от той, что я застала в прошлый раз. Это не были рассерженные птицы, потревоженные моим вторжением. Эти птицы были охвачены таким сильным страхом, как и я. Я поняла, что происходит, лишь тогда, когда достигла пруда с рыбками – центра всей оранжереи.
Птицы были выпущены на свободу! Не одна-две, а все, сколько их было. Дверцы клеток, стоявших и висевших повсюду, были открыты – я заметила это при свете молнии. За исключением нескольких птичек, цеплявшихся за свои жердочки, так как они были слишком напуганы, чтобы вылететь наружу, вокруг меня мелькали, сверкая при вспышках молний ярким опереньем, канарейки, попугаи, зяблики и другие пернатые. Их были сотни, охваченных смертельным страхом птиц. Они боялись своей собственной свободы в этом неустойчивом мире.
Птицы летали на свободе, но испугали меня не птицы, а сознание: был человек, решивший выпустить их из клеток. Человек, чей рассудок направлял руку с высоко поднятым подсвечником.
С той же внезапностью, с какой буря разразилась, раскаты грома стихли, молния исчезла, оставив позади себя тьму. Ничего не видя в темноте, птицы прекратили свою безумную суетню, но их испуганные голоса продолжали оглашать окрестности. Они взывали о помощи – то есть делали то, что я не решалась себе позволить. Да и кто бы меня услышал?
Я знала, что мне надо найти укромное местечко, где можно спрятаться. Меня еще не перестали преследовать. В темноте я не могла определить, где начинается кромка пруда. Осторожно продвигаясь шаг за шагом вперед, я наконец уперлась ногой в невысокий бордюр ограды.
Электричество вновь зажглось совершенно внезапно. Все лампы в оранжерее засияли одновременно, и в окружавшем меня зеленом мире птицы снова начали летать туда-сюда, спасаясь от неведомой опасности. Я не радовалась ослепляющему свету, но по крайней мере теперь я видела, куда мне идти. Идя по тропинке, огибающей пруд, я старалась отдалиться от двери, ведущей в галерею. Только дойдя до дальнего конца пруда, я остановилась, чтобы оглянуться. И тут я увидела ее!
Она стояла на том месте, где выбралась из зеленых зарослей, и смотрела неподвижными взглядом не на меня, а на порхающих и проносящихся мимо нее птиц. Лицо ее было радостно оживлено, а в одной руке она сжимала маленькое белое платьице, над которым ранее распевала тихую колыбельную.
– Я сделала то, чего так хотел Элден! – воскликнула она. – Я выпустила их всех на волю! Я открыла дверцы всех клеток!
Бабушка была права. Фрици перешла последнюю черту и свихнулась окончательно. Шаг за шагом я начала пятиться назад, к дорожке, но она сразу же заметила мое движение.
– Не уходи, – сказала она более спокойным голосом. – Останься со мной, Малли. Останься там, где ты сейчас стоишь. Я к тебе подойду.
Я не решалась упоминать о бабушке Джулии, но попыталась словами как-то задержать ее.
– Зачем вы выпустили птиц из клеток?
Она улыбнулась почти разумной улыбкой и начала приближаться ко мне, огибая пруд.
– Потому что они мне больше не нужны. Теперь я могу их отпустить. Ведь на самом деле они были всего лишь заменой. Малли, у меня есть ребенок.
– Нет, – возразила я. – Это было очень давно, тетя Фрици. Теперь никакого ребенка нет.
Но улыбка не сошла с ее лица.
– О, это-то я знаю. Она отняла его у меня. Моя мать. Этого я ей никогда не прощу – никогда! Конечно, сейчас он уже взрослый, но все равно он – мой сын.
Мне надо было каким-то образом сделать так, чтобы она продолжала говорить и забыла, ради чего пришла сюда. Надо, чтобы она не вспомнила, что я была рядом с ней там, в галерее.
– А как вы его найдете? – спросила я. – Как вы узнаете, где он находится?
– Да я уже знаю, – сказала она и подняла повыше детское платьице, расправив его. – Я знаю вот из-за этой штуки. Бедная крошка! Быть отнятым у матери, которая любила бы его больше, чем кто-либо способен был когда-нибудь полюбить.
Со стороны галереи послышался голос, и я впервые вздохнула спокойно. Помощь была на подходе. Мне незачем продолжать здесь стоять и пытаться удержать Фрици словами.
– Арвилла! Арвилла! Где ты? – Тетя Нина торопливо бежала по дорожке. На лице ее застыла маска тревоги, смешанной с ужасом.
Фрици повернулась, чтобы посмотреть на нее, а потом поспешно кинулась в мою сторону. Тетя Нина предостерегающе вскрикнула:
– Не подпускайте ее к себе! Она окончательно сошла с ума. Она убила свою мать. Когда зажегся свет, я увидела маму Джулию лежащей на полу. Я вызвала Уэйна, но уже поздно. Мама Джулия скончалась. Берегитесь, Малинда, она очень опасна!
Я и так уже пятилась назад, но Фрици позабыла обо мне и резко повернулась к тете Нине, размахивая белым платьицем.
– Да, я опасна. Для вас! Я все вспомнила. Я знаю о том, что все вы со мной сделали. Тайна скоро выйдет наружу. Это вы убили мою бедную больную птичку, рассчитывая, что обвинят в этом меня, а Малли будет слишком напугана, чтобы остаться здесь. Это вы хотели увезти меня из дому, вы хотели, чтобы Малинда уехала. Теперь я про вас все знаю!
Внезапно наступила минута полнейшей тишины. Даже птицы прекратили свой крик – может быть, оттого, что услышали знакомый голос Фрици. Тяжелое, удушающее тепло словно пригибало меня к земле, трудно было даже дышать. Мы молча стояли – все трое, но мое недоуменное внимание было приковано к тете Фрици. Я ясно видела происшедшую в ней перемену. Ее лицо уже не выражало дикого, радостного возбуждения. Если раньше она и испытала что-то вроде эмоционального всплеска, теперь он улегся, начали успокаиваться и птицы. С лица ее исчезло выражение, которое часто бывало каким-то неуместно молодым и наивным. Теперь она была исполнена какого-то нового достоинства и спокойного мужества.
Нина двигалась с молниеносной скоростью. Она бегом обогнула пруд и набросилась на Фрици. Вырвав из ее рук белое платьице, она швырнула его в воду. В своем черно-сером платье она напоминала тень, живущую какой-то своей жизнью. Это была та же тень, что отчаянно металась в галерее, тысячи раз отраженная в зеркалах. Когда она протянула руку к стеклянной вазе, стоявшей на столе, я быстро встала между ней и тетей Фрици.
