Элис Хоффман - Практическая магия

— За ними, правда, водятся странности, — преду­предила Салли соседку, но Линда видит двух симпатич­ных старушек, и только.

Следом с пассажирского сиденья сползает Линдина дочка — та, что звалась прежде Джесси, а теперь имену­ет себя Изабеллой, — и с таким видом, будто пахнуло тухлятиной, морщит нос, в котором пристрастилась с недавних пор носить три серебряных колечка.

— Это что за старые мымры? — спрашивает Лжеиза­белла у матери, поведя глазами в сторону тетушек, ко­торые стоят и рассматривают дом Салли.

Ее слова перелетают через газон и каждым своим гадким слогом стукаются оземь на дорожке у соседне­го дома. Тетушки поворачивают голову и меряют Иза­беллу серыми ясными глазами, отчего у той возникает в пальцах рук и ног совершенно незнакомое ощуще­ние, такое необычное и грозное, что она опрометью убегает в дом, залезает в постель и с головой укрывает­ся одеялом. Не одна минует неделя, пока эта барышня решится молвить матери или еще кому-нибудь дер­зость, да и то сперва подумает хорошенько, повернет фразу иначе и для верности присовокупит «пожалуй­ста» или «спасибо».

— Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобит­ся, пока вы здесь, — кричит тетушкам Линда и ни с то­го ни с сего приходит в замечательное настроение, ка­кого не испытывала годами. Салли, которая подошла и стала рядом с сестрой, стучит по стеклу, чтобы привлечь внимание тетушек. Тетушки поднимают глаза, смотрят и, разглядев по ту сторону окошка Салли с Джиллиан, машут им, как когда-то в бостонском аэропорту, когда встречали только что прилетевших девочек. Для Салли видеть те­тушек на дорожке к ее собственному дому — все равно, что наблюдать столкновение двух миров. Дождаться, что к ней наконец-то пожаловали тетушки, — событие столько же невероятное, как если бы рядом с «Олдсмобилем» упал метеорит или над самым газоном пролете­ла падучая звезда.

— Идем! - говорит Салли, дергая Джиллиан за ру­кав, но та, упираясь, мотает головой.

Джиллиан восемнадцать лет не виделась с тетушка­ми, и, хотя эти годы изменили их меньше, чем ее, она как-то не замечала прежде, какие они старые. До сих пор она всегда воспринимала их вместе, как единое це­лое, — теперь же обнаружилось, что тетушка Фрэнсис на добрых полголовы выше сестры, а тетушка Бриджет, которую они называли не иначе как «тетя Джет», ока­зывается, пухленькая, оживленная и смахивает на ку­рочку, выряженную в черную юбку и ботинки.

— Я не могу так сразу, — говорит Джиллиан. — Дай освоиться.

— Тогда уложись в две минуты, — советует ей Салли, выходя встречать гостей.

— Тетушки! — вопит Кайли, увидев, кто приехал.

Она зовет Антонию, и та несется кубарем вниз, пе­репрыгивая через две ступеньки. Сестры устремляются к открытой двери, но спохватываются, увидев, что Джиллиан все еще стоит у окна.

— Пошли с нами! — кричит ей Кайли.

— Идите, идите, — отзывается Джиллиан. — Я сейчас.

Кайли с Антонией выбегают на дорожку и налетают на тетушек. С писком и визгом тискают их и кружат, по­ка им всем хватает воздуху и сил. Когда Салли позвони­ла тетушкам и рассказала, какая у них проблема на зад­нем дворе, тетушки выслушали внимательно и обещали, что только наладят кормежку для старого Ворона — по­следнего из кошачьей компании, кто еще жив, — и сра­зу же садятся на автобус в штат Нью-Йорк. Тетушки всегда выполняли свои обещания и остались верны этой привычке. Они считают, что у всякой проблемы есть ре­шение, хотя итог, быть может, не обязательно получится тот, на какой надеешься или рассчитываешь сначала.

Тетушки, например, много лет тому назад совер­шенно не рассчитывали, что их жизнь в корне переме­нится от одного телефонного звонка посреди ночи. Стоял октябрь; уже похолодало, в огромном доме дуло из всех щелей, хмурое небо на дворе буквально давило своей тяжестью на всякого, кто отваживался высунуть нос на улицу. Тетушки жили, сообразуясь с распоряд­ком, которого не нарушали ни при каких обстоятель­ствах. Утром совершали прогулку, потом читали, делали записи в дневнике, потом был ланч, один и тот же изо дня в день: картофельное пюре с пастернаком, лапшев­ник и на сладкое — яблочный торт. После ланча ложи­лись вздремнуть, а ближе к сумеркам — если случалось, что кто-нибудь постучится с черного хода, — принима­лись за работу. Ужинали всегда на кухне, при лампочке слабого накала, экономя электричество; на ужин были бобы, поджаренный хлеб и суп с крекерами. Ночью они лежали, уставясь темноту, так как им вечно не спалось.

Сердца у них обеих были разбиты в тот вечер, когда двум братьям вздумалось перебежать зеленый город­ской пустырь, — разбиты столь неожиданно и беспово­ротно, что ничему с тех пор тетушки не позволяли застигнуть себя врасплох, никакой молнии и уж тем паче никакой любви. Они верили в твердый распоря­док и едва ли во что-нибудь еще. Время от времени мо­гли принять участие в городском собрании, где не од­нажды влияли своим суровым присутствием на исход голосования; наведывались и в местную библиотеку, где даже самые неуемные из посетителей присмиряли, завидев их черные юбки и черные ботинки.

Тетушки полагали, что хорошо изучили свою жизнь и знают, чего от нее ждать. Собственная участь лежала перед ними как на ладони — по крайней мере, так они считали. Ничто, по их убеждению, не могло встать меж­ду их настоящим и мирной кончиной — разумеется, в собственной постели, — от воспаления легких или осложнений после гриппа в возрасте девяноста двух и девяноста четырех лет. Да видно, чего-то они все же не учли — или, быть может, предсказать собственную судь­бу вообще нельзя. Во всяком случае, тетушкам и в голо­ву не приходило, что однажды глубокой ночью серьез­ный тоненький голосок по телефону попросится к ним под крыло и весь их твердый распорядок полетит вверх тормашками. И кончится картошка с пастернаком. И надо будет привыкать к арахисовому маслу и сладко­му желе, галетам и супу с вермишелью «глаголики», су­фле в шоколаде и пригоршням «M&Ms». Не стран­но ли благодарить судьбу, что тебе выпало возиться с ангинами и ночными детскими страхами? Не будь этих девочек, разве довелось бы тетушкам выскакивать бо­сиком в коридор среди ночи и проверять, у которой разболелся животик, а которая до сих пор не уснула?

Фрэнсис подходит к крыльцу и выносит оконча­тельное суждение о доме своей племянницы.

— Хоть в современном стиле, а очень славный, — объявляет она.

Салли ощущает прилив гордости. Большего ком­плимента получить от тетушки Фрэнсис невозможно — это признание, что Салли действительно справилась со всем сама, и справилась на отлично. Салли сейчас до­рого любое доброе слово, любой поступок; они сейчас как нельзя более кстати. Всю эту ночь она не спала, по­тому что стоило ей сомкнуть глаза, и перед ними яв­ственно вставал Гэри — то за кухонным столом, то в мягком кресле, то здесь же, рядом с нею, в постели. Как будто пленка прокручивается у нее в голове, безостано­вочно, одна и та же. Вот и теперь — она нагибается взять тетушкин чемодан, а в это время к ней прикасается Гэри Халлет, она чувствует на себе его руки. Салли пы­тается поднять эту часть привезенного тетушками бага­жа и не без оторопи убеждается, что в одиночку ей это не под силу. Внутри чемодана что-то громыхает — то ли связки бус, то ли кирпичи, а может быть, даже кости.