Его трудное счастье - Таша Таирова
— Интересный старикан, — хмыкнул Воеводин. — Видимо, его женщина не играла основной роли в его жизни.
— Ну да, потому что своей пустой бесконечной болтовней мешала постигать бескрайние онтологические горизонты жизни, — язвительно заметил Баланчин.
— Вы, Николай Александрович, можете удивить. — Воеводин приложил ладонь к груди. — Вот уж не думал о таких ваших мыслях. Да только не зря же существует понятие «убеждённый холостяк»?
— Есть такое, только есть и другая категория — вынужденные холостяки. Убежденные — это те, кто обжёгся в браке или в любви, а вторые — которым некогда, не с кем, не на что, да и, собственно, ни к чему. Бывают холостяки по болезни, по безденежью, по пьянству и ещё, конечно, новые для нас — голубые, тьфу! Куда ж без них по сегодняшней полной противоречий жизни. Да только наш Алёша ни к одной из этих категорий не относится, я не ошибаюсь?
— Слышь, Николай Александрович, вот вы меня ещё отнесите к «голубой луне»*!
— Всякое может случиться в этой жизни, — пробурчал Баланчин.
— Ну да, такой синий, аж сына смог заделать, — тут же огрызнулся Вегержинов.
— Если ты о нём помнишь, то почему не с ним? Или тоже думаешь, что пусть себе растёт пацан, я ему жизнь подарил и хватит. А ты знаешь, как твоя женщина его носила? Как не спала, как стонала и кричала, когда его рожала? Что своей жизнью рисковала, чтобы он на свет этот появился? А сейчас? Ты в курсе, чем твой сын питается? Есть ли молоко у его мамы? Или думаешь, что хруст твоих шейных позвонков, когда ты от них отворачиваешься, заменит ему твои руки? Ты, конечно, мой начальник, Алексей Александрович, но дура-а-ак!
— А как ты себе всё это представляешь? Привет, я тут узнал, что ты родила, может, надо чего?
— А хоть и так! — вдруг взревел Баланчин. — Из вас никто не знает, что ваши женщины пережили, когда с малышами остались. Дима воевал, Валентин издалека наблюдал. А девчонки наши себя не помнят в первый год жизни малышей. Учёба, уроки по ночам, кормёжка по часам, никаких тебе телевизоров, книг для души, только учебники. Даже на разговоры времени не было! А вы в курсе, что девочки ваши от перенапряжения сознание теряли, Вале моей неотложку вызывать пришлось? А что им стоило с младенцами институт закончить? И не абы какой, а медицинский! И что пришлось пережить за это время от окружающих мужиков? Вон Кучеров пусть расскажет, как морду набил одному сильно учёному! А ты, Алёша, дела себе находишь неотложные, чтобы была причина и оправдание, почему ты до сих пор не с женщиной своей и ребёнком!
— Не могу я, Николай Александрович. — Алексей запрокинул голову и прошептал: — Лена обманула меня, как теперь жить, если знаешь, что не сможешь верить до конца.
— А ты задумайся над другим вопросом, Алёш, — уже более миролюбиво ответил Баланчин. — Девочка твоя сильно обожглась, когда думала, что влюбилась. А тот хорёк между тем деньги её подсчитывал да отца обхаживал. А когда понял, что его раскусили, пытался обокрасть свою жену. Сам-то, гарантию даю, трахал всё движимое и недвижимое. Мне Валюша рассказала, как он ей прохода не давал, когда они вместе ещё в госпитале работали. Поэтому она и скрыла от тебя и свою семью, и муженька, которого к тому времени в её жизни уже давно не было. Конечно, с одной стороны хорошо, что Лена твоя из такой обеспеченной семьи.
— Что же в этом хорошего? — ухмыльнулся Вегержинов.
— Не, ну точно дурак! — в сердцах бросил Николай Александрович. — Да потому что ей не придётся тебе луковые котлеты готовить, чтобы хоть как-то прокормить! А самой жрать один чай, да и тот вчерашний, потому что в магазине не может себе позволить кусок дрянной колбасы купить. И в очереди на морозе стоять с коляской не придётся, чтобы чудом десяток яиц приобрести. А потом все их делить по одному на день. И не для себя, заметь.
— Это ты сейчас, Николай Александрович, о своей жизни рассказываешь? — Алексей даже не заметил, как он перешёл на «ты» в разговоре с Валиным отцом, но сегодняшний разговор вдруг открыл ему глаза. Он никогда не думал, что этот простой с виду мужик может так мыслить, так убеждать, а главное, не скрывать своих прошлых ошибок.
— Да, — прошептал Баланчин и потёр ладонью грудь. Валентин тут же встал и протянул тестю пузырёк с таблетками. — Дима вот знает, как мы выживали ещё совсем недавно. Но у них с Людочкой семья, мама, хоть какая-то видимость зарплаты была. А моя Валюша… Почти в нищете, одна, беременная… Ещё и меня потом тянула… А ты говоришь, что хорошего в том, что Лена с сынишкой в нормальных условиях живут. Ты вот что, Алексей, послезавтра Крещение. У нас как-то не принято этот праздник отмечать, всё больше Новый год и Рождество, забыли мы о традициях, о купели и об искуплении своих грехов. Но говорят, что именно в Рождество и на Крещение чудеса происходят. Вот и почуди немного.
— Зачем же каких-то праздников ждать? — Вегержинов поднялся и посмотрел на друзей. — Прав ты, Николай Александрович. Во всём прав.
И он вышел, быстро обулся, схватил куртку и уже из дверей крикнул:
— Всё, мужики, пошёл я. Надеюсь, что не сразу пошлют меня к чертям собачьим.
Николай Александрович поднялся, проследил в окно за отъехавшей машиной и тихо заметил:
— Тебя ещё удивит, Алёшка, как ты потом будешь домой рваться. Хороший ты мужик, но дурак!
— Трудно ему придётся, — задумчиво протянул Кучеров.
— Это его, Валентин, счастье. Пусть трудное, но его.
* * *
Лена стояла в проёме двери и молча смотрела на Алёшу. Похудел, вид какой-то уставший, опять, наверное, спал всего несколько часов.
— Ты бы лучше послала меня, чем так смотреть, — тихо проговорил Вегержинов.
— Куда ж тебя пошлёшь? Скоро полночь. Заходи. Только не топай и не ори, как ты умеешь.
— Ты когда спала нормально? А на свежем воздухе когда была?
— Не помню, — пожала плечами Лена. — Да и не до гулек сейчас. Хотя прогулка у меня каждый день, сначала с Пашей возле дома в парке, а потом внутри себя. Ушла в себя. Вышла из себя. Пришла в себя. Всё, больше никуда не хочу, нагулялась уже.
— Лен… — Алексей медленно шёл
