Непокорный - Дж. Б. Солсбери
Я направляюсь в спальню и врезаюсь в коробку. Наклоняюсь вперед и протягиваю руку к стене, чтобы удержать нас в вертикальном положении.
«Черт, отлично сработано, придурок».
Я медленно пробираюсь на ощупь через гостиную. Переставляю ноги шаг за шагом и задеваю кофейный столик, угол и прикроватную тумбочку.
Наконец, мои голени упираются в матрас, и я кладу девушку на свою кровать.
Затем стягиваю с себя футболку и отбрасываю ее в сторону, пока Габриэлла дрожащими пальцами расстегивает пуговицу на своей пижаме.
— Позволь мне, — говорю я и ставлю колено на кровать между ее ног. Потом расстегиваю первую пуговицу, ее грудь быстро поднимается и опускается. — Ты нервничаешь.
— Нет, — быстро отвечает она. Решительно.
Я улыбаюсь. Ничего не могу с этим поделать. Она хочет меня!
Расстегиваю следующую пуговицу и последнюю, но держу ее тело прикрытым. Беру ее руки и прижимаю их к своим губам, целуя сначала одну, потом другую, потом обе.
— Я так чертовски счастлив, что ты здесь. Нам не нужно ничего делать, если ты не…
Она обхватывает меня за шею и тянет вниз, на себя.
— Я скучала по тебе. Хочу снова ощутить близость с тобой.
Убираю прядь волос с ее лица и целую кончик ее носа, наслаждаясь ощущением девушки подо мной, ее взгляда на мне и ее рук на моей коже.
— Я тоже скучал по тебе. Так сильно. Если мы сделаем это, не думаю, что смогу отпустить тебя снова.
Уголок ее рта приподнимается.
— Я надеялась, что ты это скажешь. — Она приподнимается, чтобы прижаться своими губами к моим.
Я отстраняюсь.
— Ты уверена? Сможем ли мы преодолеть нашу историю? Ты когда-нибудь сможешь мне снова доверять?
— Я тебе доверяю. Меня бы здесь не было, если бы это было не так. — Она приподнимается и говорит мне в губы: — А теперь поцелуй меня уже.
Это реальность? Действительно ли она в моих объятиях, или я потерялся в величайшей фантазии в мире? Если так, надеюсь, что никогда не очнусь.
Перекатываясь на спину, я тяну ее за собой. Девушка ложиться на меня всем весом, прижимается грудью к моей, наши сердца бьются в унисон. Скольжу руками под ее топ, кожа ее спины мягче, чем тончайшие ткани под моими ладонями. Габриэлла прерывает поцелуй, чтобы сесть, и ее бедра широко раздвинуты на моих бедрах. Она высвобождает одну руку, затем другую, так что фланель свободно спадает, все еще застегнутая, вокруг ее талии.
Лунный свет сквозь дождь отбрасывает на ее обнаженный торс завораживающее сияние, придавая глубину красоте ее форм. Я провожу руками по ее ребрам и обхватываю ее груди. Соски твердеют под моими прикосновениями, и я провожу пальцами по твердым кончикам.
Девушка волнообразно двигает бедрами, раскачиваясь и оседлав жесткость, которая находится в плену моих спортивных штанов.
Мой разум плывет от всех способов, которыми я хочу прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус, удовлетворить каждое ее желание и открыть для себя еще миллион. Я бы провел свою жизнь, исследуя каждый сантиметр ее кожи, если бы она мне позволила. Габриэлла — одержимость моей души. И всегда была.
— Мне нужно попробовать тебя на вкус. — Я сажусь и накрываю ее сосок своим ртом.
Девушка стонет и выгибает спину, предлагая мне больше себя. Я поддерживаю ее рукой между лопатками, прижимая ее к своему лицу, пока лижу, сосу и покусываю ее грудь, а Габриэлла извивается на мне.
Когда отстраняюсь, ее грудь влажная и розовая от моего внимания. Я переключаюсь на забытую сторону и обрабатываю ее до тех пор, пока девушка не начинает дрожать от потребности в освобождении.
Я целую ее между грудей, прокладываю дорожку к горлу и провожу губами по ее шраму. Габриэлла дрожит в моих объятиях.
— Я мог бы съесть тебя живьем, — рычу ей в кожу.
Она запутывается пальцами в моих волосах и отстраняет меня достаточно, чтобы поймать мой взгляд. Желание превращает ее глаза в расплавленный сапфир. Она облизывает губы.
— Сначала я.
— Черт.
Габриэлла
Я всегда ненавидела делать минет. Мой первый опыт был настолько ужасен, что я избегала этого при каждом удобном случае. Вот почему это всепоглощающее желание прикоснуться губами к члену Кингстона застает меня врасплох. Обычно я в конечном итоге уступала давлению орального секса, но делала это средством, чтобы отвязаться от парня. Но сейчас совсем другое дело.
Я хочу почувствовать его между своими губами. Его увеличивающуюся плоть в своем рту. Его шелковистую твердость на своем языке. Хочу использовать свой рот на нем так, чтобы парень выгибал бедра, а его голова кружилась. Хочу слышать звуки, которые он издает. Я более чем хочу всего этого.
Мне это необходимо.
Я наклоняюсь и целую его. Втягиваю его язык в свой рот, как образец того, что должно произойти. Кингстон двигает бедрами, покусывая мои губы.
Не торопясь спускаюсь вниз по его телу. Провожу губами по его шее, останавливаюсь, чтобы провести языком по его соскам, и облизываю его пупок до завязки на его спортивных штанах.
Тонкий хлопок натянут на его внушительной эрекции. Если бы член был еще немного жестче, то нет никаких сомнений, что он прорвал бы ткань. Область на кончике насквозь мокрая, и я ободряюсь тем эффектом, который оказываю на него.
Раньше казалось невозможным так легко возбудить такого человека, как Кингстон. И все же доказательство гордо стоит передо мной, длинное и толстое.
Дрожащими руками я развязываю шнурок, мое тело словно подключено к Кингстону Норту. Его откровенная чувственность опьяняет.
Парень приподнимает бедра, чтобы я могла стянуть с него штаны, и его стояк высвобождается и тяжело приземляется на его живот.
В истории человечество всегда восхвалялась красота женских форм. Очевидно, что история никогда не видела никого подобного Кингстону. Если бы его изваяли из камня, как Давид Микеланджело, то сочли бы непристойным и вульгарным. Не из-за формы его длинного торса, узких бедер, широких плеч и широкой груди. Во всех этих областях парень превзошел Давида. Но ниже талии Кингстон — это определение мужественной силы и размера в сочетании с художественной формой и красотой.
— Если ты продолжишь так на него смотреть, то я больше не смогу лежать спокойно. — Он втягивает воздух сквозь зубы. — Облизывание губ не помогает.
Я смотрю на его тело и ухмыляюсь.
— Так чертовски сексуально, — говорит он и падает обратно на кровать. — Ты убиваешь
