Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1
Вы когда-нибудь видели, как ведет себя очень голодный человек, неожиданно попавший за пиршественный стол? У него разбегаются глаза, он хватает то один кусок, то другой, не в силах сосредоточиться на чем-нибудь одном и быть последовательным. Он, почти не жуя и не чувствуя вкуса, рискуя подавиться, глотает громадные куски, глаза его при этом прикованы к другим, еще более заманчивым кускам, а жадные руки уже нашаривают следующие…
Вот так примерно вел себя и Дмитрий. Он слишком долго голодал, чтобы быть последовательным и нежным. Он все глот ал, вообще не жуя, и ему было мало. И все это молча, в кромешной темноте.
Когда дело дошло до главного, он вдруг развил такую бешеную скорость, что я ничего не могла понять и почувствовать… Тем более что кончилось все через какую-нибудь минуту…
Скатившись с меня и часто дыша, он спросил меня почему-то шепотом:
— Ты пойдешь сейчас мыться?
— Потом… — расслабленно ответила я.
— Тогда я пойду, — сказал он и, спрыгнув с кровати, побежал в ванную. Уютно загудела газовая колонка. Вот оно, счастье, подумала я.
Мне было приятно, что он такой предупредительный и такой чистоплотный. Мне вообще было все приятно…
Я же даже не успела толком его захотеть, поэтому и не испытывала никакого разочарования. Наоборот — меня переполнила необыкновенная нежность и благодарность к нему… Ведь он не обманул меня ни в чем и не дал повода разочароваться в себе… А для меня это, памятуя о моих прежних неудачах в любви, было очень много!
Дмитрий оказался настоящим, и я была тихо счастлива и думала, какой у нас с ним получится красивый сынок. И, может быть, он зарождается прямо сейчас… И чтобы дать ему больше шансов, я даже не пошла мыться.
Когда Дмитрий вернулся, я с радостью убедилась, что он готов к новой любовной схватке и голод его если и не усилился, то, во всяком случае, не пропал.
Как и в первый раз, не включая света и не говоря ни слова, он с жадностью набросился на меня. И опять его руки и губы алчно шарили по мне, забыв о всякой последовательности, не доведя ни одной ласки до конца и не проникая в самые сокровенные местечки. С одной стороны, это приводило меня в легкое недоумение и не давало сосредоточиться, но, с другой стороны, состояние восхитительной неопределенности и незаконченности усиливало мое желание, которое выросло из нежной признательности ему, из мыслей о ребенке и из его горячего, обильного семени, переполненность которым я ощущала всем своим существом.
Мне вдруг остро захотелось поймать его, почувствовать, познать руками и губами. Но как только я протянула руку для ответной ласки, он навалился на меня гораздо легче, чем в первый раз, не прибегая к помощи рук, проник в меня и прямо с места развил бешеную скорость. Я опять ничего не успела понять — ни его размеров, ни формы, как все внезапно кончилось.
Он отвалился от меня и, не переведя духа, спросил прерывистым шепотом:
— Ты идешь мыться?
— Потом… — так же прерывисто ответила я, сжимая бедра.
Резво спрыгнув с кровати, он побежал в ванную, а я приложила последнее усилие и, еще не утратив ощущение его в себе, тихо и сладко провалилась в долгое блаженство…
Вот оно, счастье, подумала я, когда ко мне вернулась способность думать.
Когда он вернулся, я тоже отправилась в ванную, хоть мне было и жаль расставаться с тем, что он во мне оставил. Но я не могла допустить, чтобы он начал меня подозревать в нечистоплотности. И потом, ничто не должно было ему мешать ласкать меня, если он захочет еще… И чтобы быть для него потеснее, если он снова захочет…
Ему захотелось!
На этот раз я приноровилась к его темпу и улетела одновременно с ним.
Так продолжалось всю ночь. Мы были близки раз десять или одиннадцать. Я уже сбилась со счета. Помню только, что под конец я уже освоилась и почти всегда успевала приплыть к берегу блаженства вместе с ним. Когда же не успевала, то догоняла его в одиночку, и мне это нравилось не меньше. Один или два раза я даже руку клала сверху на разгоряченную, влажную плоть, сжимала ее бедрами и получала особое наслаждение, чувствуя, как у меня там все вздрагивает и бьется как живое. Как постепенно затихает. Один раз я даже нечаянно провалилась пальцами внутрь, и от этого блаженная судорога повторилась.
Вот тогда-то я и поняла, что много лет назад, сидя в дедушкином кресле с «Золотым ослом» Апулея в руках, я обрела не просто первый эротический опыт, я обрела сексуальную независимость, что впоследствии уберегло меня от многих разочарований.
Безусловно, лучше этого не делать без партнера, но если строго спросить почему, то и ответа можно не найти. Другое дело, что в присутствии партнера это уже не называется противным медицинским словом «мастурбация». Но когда мы очень хотим есть, то хватаем первое, что подворачивается под руку, и не думаем ни о диете, ни о правилах хорошего тона. А я не думаю, что любовный голод легче натурального и спокойнее переносится.
Конечно, не следует себя специально, от скуки, возбуждать и удовлетворять, но если уж ты как-то случайно, непроизвольно возбудилась, то, каковы бы ни были причины возбуждения, ведут они все к одному… И тогда, стиснув зубы от одиночества, можно и стиснуть бедра.
Я говорю только о себе, прекрасно понимая, что у всех это происходит по-разному Главное, не очень казнить себя за это, но и не делать из этого пагубной привычки, в результате которой будешь сама себе милее, чем любой партнер. «Когда ж соблюдены все эти оговорки, — как сказал мой любимый Омар Хайям, — пить — признак мудрости, а не порок совсем»…
И потом, этим мы не делаем никому плохого — даже наоборот, готовим себя для любви. Прочитайте повнимательнее заключительную часть «Гавриилиады» А. С. Пушкина.
А еще в свою первую брачную ночь я упивалась изумительным и непривычным для меня чувством неторопливости и основательности, несмотря на бешеный темп Дмитрия. Спешить было некуда! Ничего не кончалось. Ни ночь, ни его силы, ни мое желание. Это, наверное, и есть семейное счастье, думала я, когда не надо спешить…
Правда, я так ни разу и не дотронулась до него ни руками, ни губами… Впрочем, и он до меня. Если была возможность, он старался обходиться без рук, словно эти прикосновения были ему неприятны. Только когда я была свежевымытой и скрипела там, как капустный листок, он был вынужден помогать себе руками.
И вся наша ночь прошла впотьмах и молча. Глядя на него, я тоже сдерживала себя в проявлении чувств. Но зато я тихо радовалась тому, что они появились. А все остальное, думала я, как-нибудь образуется.
Забегая вперед, должна сказать, что напрасно я на это надеялась. Вот как я сейчас описала, точно так все и происходило всегда. Разница была только в количестве схваток… Всегда были одни и те же беглые, поверхностные ласки, словно он каждый раз проверял, все ли его хозяйство на месте…
