Маловероятно (ЛП) - Шен Л. Дж.

Мал трет щеку. Его волосы взлохмачены, брови сведены к переносице, а скулы такие острые и выступающие, что мне не верится, что он действительно создан из плоти и крови.

— Сначала я узнал, что на самом деле ты не совершала тех ужасных поступков, в которые я поверил. Это уже само по себе испортило мне квест под названием «Рори — исчадие ада». А во-вторых, даже если ты действительно сотворила те ужасные вещи, даже если это все было правдой, я все равно не смог бы умышленно или намеренно причинить тебе вред. Я не хотел причинить тебе вред. Я по-прежнему безумно тебя любил независимо от твоих ко мне чувств. Я любил тебя, когда ты меня ненавидела, любил, когда думал, что ты равнодушна ко мне, и любил, когда ты сомневалась во мне. Но поняв, что ты тоже любишь меня? Все кардинально изменилось. Земля продолжала вращаться. Дни шли своим чередом. Все изменилось, кроме одного — моей любви к тебе.

Когда мы подходим к двери, я смотрю себе под ноги. Меня охватывает стыд. Стыд, что меня не было рядом с Малом, когда он нуждался во мне сильнее всего. Стыд, что стала человеком, который, по его мнению, не мог бы беззаветно и всей душой полюбить Тэмсин.

Она связана не только с моим любимым, но и с моей сводной сестрой. Какими бы ни были мои чувства к ней, Тэмсин всегда будет частью меня.

Я глотаю комок в горле.

— Я хочу познакомиться с Тэмсин. То есть лично.

Я поднимаю глаза на Мала и вижу в его глазах столько облегчения и любви, что удивляюсь, почему мое сердце не выпрыгнуло от радости из груди как пиньята с разноцветными лентами и конфетами.

Понимая, что у Мала была веская причина считать меня чудовищем, трудно сердиться на него за то, скрыл от меня Тэмсин. Мне даже трудно злиться на Глена за то, что чуть не убил меня в младенчестве. Все-таки спустя столько лет все эти события привели меня сюда. Я больше не обижаюсь на Мала, который в первый мой приезд скрыл, что знал тайну моего отца. Не потому, что он имел право утаивать от меня информацию, а потому что сегодня я узнала о Мале кое-что важное. Любимых он ставит на первое место. И иногда, как моя мама, привирает, чтобы обезопасить нас и защитить.

Привирать вынуждает любовь.

Я не оправдываю Мала. Я бы каждый божий день припоминала ему то, как он обращался с Шоном и Мэйв, но была бы притом лицемеркой, если бы не понимала, почему они так поступили. Я тоже изменила Каллуму.

— Ты больше не можешь играть в Бога, — показываю я пальцем на Мала.

Он кивает.

— Кто сказал, что я в него играю? — И, лыбясь, потирает шею.

Я бью его в грудь.

— И утаивать от меня тоже не смей. Я серьезно.

— Не буду, — обещает он.

Я тереблю кольцо в носу, а Мал отворяет дверь.

— Как мне поступить с Дебби?

Он заталкивает мой чемодан в дом и заходит следом за мной.

— С одной стороны меня переполняет благодарность за то, что она уберегла меня от правды, ведь я чувствовала себя любимой и значимой для отца. Я понимаю, что тем самым мама меня защищала: выставила себя в дурном свете, чтобы у меня сложилось об отце самое приятное впечатление, хотя способ она выбрала довольно извращенный. Да и когда я была подростком, отношения у нас складывались запутанно. Уходя сегодня в бар, я готова была вернуться домой и наладить с ней контакт. Потом ты рассказал о том вранье насчет аборта, как она отправила тебе письмо и фотографии, не сообщив, что спрятала твои письма. Как мне простить такое? Она почти лишила меня счастья. Почти.

Как простить свою мать за то, что встала на пути к любви всей моей жизни?

Мал обхватывает мои щеками руками и улыбается. Никогда не задумывалась, насколько идеально мы друг другу подходим. Он такой высокий, что я могу спрятаться у него под подбородком. Такой крупный, что может закрыть меня своим телом, но не в комичном смысле. Мы даже двигаемся синхронно. Словно мы были созданы друг для друга — две части сложного пазла, которые могут сосуществовать только вместе.

— Ты поговоришь с ней. Выслушаешь. Выскажешь, а потом забудешь и продолжишь жить, сосредоточившись на счастье. Ведь знаешь что, Рори?

Я смотрю на него, хлопая глазами.

— Кровь не вода. Только оказавшись в ситуации, когда вот-вот потеряешь близкого тебе человека, понимаешь, как искренне и беззаветно его любил.

ПРИМЕЧАНИЕ ОТ ДЕББИ (МАМЫ РОРИ)

Перед тем, как критиковать меня, заметьте, что я сделала все по своих мере сил и выживала, как могла.

Не забывайте, пожалуйста, что я родила Рори в восемнадцать чертовых лет. Ради всего святого, я должна была учиться в колледже! Жить, планировать будущее, иметь постоянного парня. Получить свадьбу своей мечты, большую итальянскую семью с хорошим парнем из благополучного района. Пуф! Все это растворилось в воздухе. И ради чего? Ради одной ошибки? Все их совершают. Просто бремя некоторых ошибок слишком тяжелое.

Моя стоила мне целой жизни.

Безусловно, я люблю свою дочь. Но именно поэтому я поступила именно так и не иначе.

Я незаслуженно очутилась в такой ситуации. Мать-одиночка с вечными задержками по оплате счетов и без возможности прокормиться. Я долгие годы зациклилась на этой несправедливости, когда заступала и уходила с ненавистной мне работы в аптеке, брала двойные смены и оставляла Рори на шестнадцатилетнюю няньку, временами забывавшую ее покормить. К несчастью, это единственная няня, которую я могла себе позволить, поэтому перед тем как уйти на работу, мне приходилось впихивать в Рори еду насильно.

Чтобы обеспечить нам крышу над головой, я совершала поступки, которым не горжусь. Мои родители оказались не в восторге, узнав, что за рубежом я залетела, и уж точно не собирались предлагать мне помощь, тем более приютить у себя. На деле они сказали так: «Юная леди, дальше ты сама по себе. Собирай вещи и уезжай, или мы сделаем это за тебя».

Когда Рори было три года, они умерли с разницей в несколько месяцев, так что им даже не довелось увидеть, какой замечательной девушкой она стала. Как у нас все хорошо. Как мы справились с трудностями.

В день, когда они сказали, что отныне я нежеланный гость в их доме, я поклялась, что у Рори будет все, чего не было у меня.

Что именно я делала, чтобы прокормить нас? Вернее, чего я не делала?

Я брала двойные смены, по выходным драила кухонные полы в забегаловке, пока Рори висела в слинге, кемарила и время от времени таращилась своими умными внимательными глазками. Если у меня не было смен или халтуры, я стригла и красила женщин у себя дома. Я установила правила, что краску для волос они должны принести сами, чтобы мне потом не пришлось отвечать за оттенок. А чаевые были обязательными, потому как из-за фена траты на электричество буквально вздулись.

Я ходила на свидания с мужчинами, которые мне не нравились, и получала почасовую оплату. Извлекала пользу из своих убийственно длинных ног. Я просто была их спутницей на вечер, но по каждому возвращению домой меня тошнило в ванной, пока дочь мирно спала рядом с моей кроватью. Не знаю, что бы я делала, если бы Рори самой когда-нибудь пришлось искать способы прокормить ребенка, обеспечивать его молочной смесью, одеждой и медицинской страховкой.

Я помню тот день, когда начала курить. Это случилось через год после того, как я сбежала от Глена, Рори было два годика. Я уложила дочку спать и шмыгнула в крошечную примыкающую ванную. Я посмотрела в зеркало, украшенное старым кафелем тошнотно-зеленого цвета, и поразилась темным кругам под глазами.

Мне захотелось плакать.

У меня вся жизнь была впереди, но красоту свою я растеряла. Через несколько месяцев мне должно было исполниться всего-то двадцать один год. Все мои друзья встречались, учились, развлекались или сосредоточились на увлекательной карьере, а я либо работала, либо умоляла Рори перестать плакать.

Я хотела сделать что-то для себя — что-то вредное, но приемлемое. Алкоголь даже не рассматривался. Я видела, что он сотворил с Гленом. Поэтому я снова проверила Рори (она спала) и улизнула в ближайший магазин. Купила себе модную пачку сигарет, зажигалку и вернулась домой. Налила чашку кофе, приоткрыла окно и зажгла сигарету.