Дзюнъити Ватанабэ - Свет без тени
О том, что Дзюнко Ханадзё заезжала за Наоэ в клинику, Норико узнала уже на следующее утро. Вообще, о них сплетничали еще тогда, когда Дзюнко лежала в «Ориентал». Еще говорили, что Наоэ долго сидел в канцелярии с госпожой Гёдой. И прежде шушукались, что мадам соблазняет Наоэ, да и он, в общем, не прочь. Да если бы только это… Его якобы не раз встречали на улице с накрашенными, пестро одетыми девицами из баров. А еще…
Еще утверждали, что дочь главврача, Микико, без памяти влюблена в него. Она будто бы даже сказала, что за такого, как он, пошла бы с закрытыми глазами. Пытается окрутить его, прельстить клиникой, и он как будто клюет на эту приманку.
Норико не верила сплетням, считала их досужими домыслами, разговорами, и все же… Известно, что дыма без огня не бывает.
Норико глубоко вздохнула. Может, лучше не знать. Но так хочется расспросить его самого. Вот и подружки советуют… Хотя нет. Под маской сочувствия может скрываться зависть.
Уснула Норико почти в три ночи. Газовый обогреватель она не выключила, но все равно озябла.
Комнатка Норико находилась на третьем этаже общежития. Здание старое, кругом щели. Одно хорошо – рядом с работой. Обещали, что, как только закончат ремонт в клинике, сразу возьмутся за общежитие, и все равно ждать еще года четыре, а то и все пять. Что будет с ней через пять лет? Останется ли она в клинике? Ей ведь будет тогда тридцать лет…
Главное – не потерять Наоэ. Вряд ли, конечно, они поженятся. Пусть хоть все остается как есть. О большем Норико и не помышляла.
Странно, но Норико никогда не думала о том, как сложилась бы их семейная жизнь. Наверное, потому, что догадывалась: менее всего Наоэ желает обременять себя семьей. Она заставила себя подстроиться под него.
Что привлекало ее, что любила она в Наоэ? Норико не смогла бы ответить на этот вопрос. Она любила в нем все: его холодность и его доброту – не такую детскую и отвлеченную, как у Кобаси, но и не корыстную, как у главврача; она любила в нем человека, который состоял, как и все обычные люди, из добра и зла. Как все обычные люди… Только одно было в нем необычно – необъяснимая, отчаянная тоска…
Комнатка у Норико небольшая – в восемь татами. Ей повезло: она живет одна, тогда как остальные девушки – по двое. Кроме Норико, из медсестер в общежитии только Акико. Остальные – стажеры, совсем девчонки. Но и Акико вскоре уедет. Она обручилась с Кобаси. Другие сестры либо живут с семьей, либо снимают квартиры.
Норико тоже подумывала о переезде. Тогда было бы проще встречаться с Наоэ, можно было бы приглашать его, кормить по-домашнему… Общежитие не запиралось, и никто не следил за входом, тем не менее Норико не решалась приходить очень поздно – не к лицу это было ей, самой старшей по возрасту.
Как-то Норико поделилась с Наоэ своими планами о переезде. В ответ он лишь сказал коротко: «Вот как?» – и ни слова больше. Так она и не поняла, против он или за. Столкнувшись с таким равнодушием, она снова заколебалась. Ей показалось, что он не желает, чтобы она поселилась отдельно: почему – непонятно. Все это расстроило Норико: жить с молоденькими девчонками было невмоготу, но из-за Наоэ от переезда пришлось отказаться.
…Когда же она сегодня заснула? Норико помнила, что последний раз взглянула на часы в начале третьего. А сейчас половина шестого – значит, спала всего три часа. Да и то, какой сон – тяжелое забытье. Просыпалась при каждом порыве ветра.
Через четыре дня – Новый год. Праздник, от которого замирает сердце: и радостный, и печальный – прошел еще один год жизни.
После того как Норико исполнилось двадцать три, она с грустью думала о каждом уходящем годе. Если бы он был прожит вместе с Наоэ… Хотя нет, все равно было бы грустно.
За окном забрезжил рассвет, и Норико выключила лампу. Посмотрела в окно. Мысли опять вернулись к Наоэ.
Ей вдруг так захотелось почувствовать тяжесть его рук! Пусть он будет оскорбительно холоден, даже груб, пусть мучает ее – все равно, только бы был рядом!
С двадцать девятого декабря – праздники. Пять выходных дней – до третьего января. Норико собиралась провести их в Ниигате, в родном доме. Тем более что и Наоэ на эти дни уезжает к матери в Саппоро. Она жила там с семьей младшего сына. Старший – Наоэ – считался у них непутевым: бросил родительский дом, вместо того чтобы, как положено старшему, взять на себя все заботы, уехал учиться в Токио, да так и остался там; и не женился, и о матери не заботится.
Тридцать первого Норико и Наоэ дежурят. Работать в праздник не слишком большая радость, но Норико была счастлива оттого, что в этот вечер будет вместе с Наоэ. Да и на работу выходить позже – седьмого января. После первого поезда будут не так забиты. В общем, все складывается довольно удачно.
Спать больше не хотелось, а вставать было еще рано. До восьми можно полежать, подумать…
Норико устроилась поудобнее, открыла глаза. Недавно только окно белело, а теперь вся комната наполнилась светом. С улицы послышалось позвякивание стеклянной посуды, притормозил велосипед – появились разносчики молока, почтальон.
Что он сейчас делает? Конечно, спит. Но… В последние дни воображение обязательно рисовало рядом со спящим Наоэ женщину. У Норико от этого начинала кружиться голова, перехватывало дыхание; она ничем не могла заняться, все валилось из рук. Норико ругала себя, но освободиться от мучительных мыслей не могла.
Под окном послышались шаги почтальона. Стряхивая наваждение, Норико выпрыгнула из постели в утреннюю прохладу.
Начался новый день – обычный день с обычными хлопотами: обойти больных, записать в журнале указания дежурного врача, раздать лекарства, сделать уколы, взять на анализ кровь.
Операций на сегодня не намечалось.
Норико еще раз обошла палаты, вернулась в комнату медсестер и принялась сворачивать тампоны.
Старшая сестра листала истории болезни. Отобрав несколько штук, она неожиданно позвала Норико.
– Симура-сан! Я хотела бы с вами поговорить. Может, пройдем в раздевалку?
«Что ей нужно?» Недоумевая, Норико вышла в коридор за старшей сестрой.
Раздевалка была на третьем этаже, рядом со складом. Вдоль стены стояли шкафчики для одежды, напротив – диван и большое зеркало, на крюках висели белые чулки, пояса от халатов.
Старшая сестра вошла в комнату первой. Убедившись, что в раздевалке никого нет, она заперла дверь на ключ. Сэкигути проявляла порой недюжинный талант конспиратора.
– Слушаю вас, – сказала Норико, присев рядом со старшей сестрой.
– Я хотела спросить вот о чем. – Положив на колени медицинские карты, Сэкигути открыла ту, на которой значилось: «Есидзо Исикура». – Больному Исикуре назначаются наркотики?
