Райдо Витич - Банальная история
— Да он будет хорошим отцом, — незаметно для себя, высказалась я вслух.
И тут же очнулась от страшного шепота брата. Да — именно страшного. Он прозвучал, как обвал лавины: с ужасом и предостережением одновременно:
— Что ты сказала?
Я замерла, улыбка сама спала с лица. Алеша смотрел на меня расширенными от тревоги и страха зрачками, и в них я видела будущее всех Шабуриных — горе и боль, свою смерть и отчаянный вой мамы, молчаливое умирание Андрея, а за ним Сергей, Алеша…
Мамочка моя!!! Что за дурной приступ ясновидения?!
— Алеша! — резко села я.
— Аня, Анечка, — схватил он меня, обнял так, словно я уже умирала, и он надеялся своими объятьями задержать меня, спугнуть смерть и несчастье. И чуть дрожал от страха, что не успевает, не успел.
Нет, нет! Что за ерунда пришла мне в голову? Что за сентиментальная меланхолия овладела Алешей? Это лишь призраки прошлого, которые мы приняли за будущее. Будет все совсем по-другому. Я знаю! Все будет не просто хорошо — великолепно. У меня родится ребенок — мальчик, девочка — не важно. Но обязательно — родится. Обязательно живым и здоровым. И я буду здорова, буду нянчиться с ним, и мои братья, и Олег, а мама будет купать внука, наставляя неумелых родителей, ворчать, как обычно, что мы все делаем не так. Все будет! Все именно так и будет!
— Алешенька, что ты так испугался? — прижалась я к брату, припала к плечу. — Я всего лишь подумала вслух, родной.
— Анечка, если ты еще раз подумаешь так, я получу ВКС, — выдохнул он глухо, прижимая меня так, как в детстве, одной рукой зарывшись ладонью в волосах на затылке, другой прикрыв лопатки, и чуть покачиваясь, словно укачивая.
Осталось сесть ему на колени и окончательно успокоить:
— Это у меня ВКС случится, если ты еще какой-нибудь диагноз вспомнишь. Не шути так.
— Я как раз не шучу, — действительно, глядя на лицо Алексея, только ненормальный мог заподозрить его в шутливом настроении. Но мне можно. Как еще его вернуть в благодушное состояние? А заодно избавить брата от подозрений, которые поселила в его душе по неосторожности, а своего ребенка от опасности. Нет, Алексей не даст мне родить, если узнает. Начнет перестраховываться и думать всякие гадости, как сейчас, и мучить всех, изводить себя.
Я коварно улыбнулась — нет, братики, вы самые последние узнаете о племяннике. Я его вам уже в готовом виде предъявлю.
— Анечка, о каком отцовстве идет речь? — взгляд брата бурил меня, как нефтяную скважину.
Да, теперь с этой темы не свернешь, пока не развеешь подозрения и страхи…
— О будущем, — беззаботно поведала я, не скрывая счастливой улыбки, впрочем, совершенно искренней. И пусть причина этого счастья пока останется моей тайной, но имеет место. Уже живет и растет! — Понимаешь, Алешенька, Олег мечтает стать отцом, и в свете позитивных перемен в его личности я решила сделать ему сюрприз и согласиться стать матерью.
— Аня… — опять это шипение! Алеша скрипнул зубами и, смиряя чувства, напомнил, с трудом удерживая себя, чтоб не сорваться на крик от волнения. — Мы миллион раз обсуждали эту тему. Я, по-моему, достаточно четко аргументировал последствие подобного шага. Анечка, объясни мне, пожалуйста, что за…кто? Олег, да? Ему очень нужен ребенок, и он по-прежнему склоняет тебя на беременность?
— Он не склоняет, он…
— Заставляет, — кивнул Алеша и отвел взгляд, чтобы я не заметила стального блеска его глаз. Но я заметила и вздохнула:
— Алеша, он меня не заставляет…
— Принуждает.
Нет, он не спрашивал — он утверждал. А если Алеша что-то утверждал, значит, уже создал мнение. Значит, будет стоить больших трудов переубедить его. Плохо. И очень опасно. Только подозрений Алеши мне не хватало.
— Что-то ты сегодня не в духе. Алеша, я прекрасно осознаю, что это больная тема…
— Это закрытая тема! Заколоченная и забытая!
— Ну, вот! — надулась я, прибегая к последнему аргументу. — Как с тобой разговаривать? Я же не говорю, что это будет, я говорю, что нам бы хотелось, чтобы это было.
— Я уже предлагал вам отказника. Здорового, крепкого младенца. Чем данный вариант вам не нравится?
— Нравится, Алеша, очень нравится. Мы его обсуждаем.
— Но безуспешно, да?
— Почему? Я постепенно склоняю Олега к мысли, что можно взять ребеночка из роддома. Расписываю ему прелести столь благородного поступка. Он думает.
— Ясно, — Алеша начал успокаиваться. Лицо чуть смягчилось и вновь обрело прежний цвет. И хорошо. А то видеть Алешу серым не просто страшно — жутко.
— Ты там присмотри пока, ладно? Олег вроде бы хочет мальчика, как любой мужчина, а впрочем, думаю, и от девочки не откажется. Нет, правда, Алеша, представляешь, сколько проблем решится разом? Я уверена, Олега очень нервирует отсутствие детей. Ему ведь далеко за тридцать, зрелый мужчина, а наследников нет. Вот его и заносит.
— Понятно, а я все гадал, что ж это с ним? Теперь ясно — что. Решим эту проблему. Не беспокойся. Я пожалуй, пойду, хорошо? Не обидишься? Завтра, что принести, кроме книг?
— Спаржу.
— Хорошо.
Что-то он заторопился. Засуетился. Не к добру. Я действительно стала мнительной. И не из-за Олега, как думала, из-за его наследника. Психика женщины меняется порой очень сильно в период беременности. Это естественно. Надо привыкать.
Алеша помог мне сложить гостинцы в холодильник и, расцеловав, словно не бывший — нынешний любовник — трепетно и жарко, нехотя покинул палату.
Я легла и, блаженно улыбнувшись, опять уставилась в потолок. Там вновь транслировали картинки нашего с ребенком будущего — щедрого на радость, и красочного, как рай.
Алексей постучал в дверь ординаторской и вошел. Станислав, лечащий врач Ани, тут же оторвался от бумаг и, радушно улыбнувшись, встал. Подал ладонь для пожатия и спросил:
— Историю дать?
— Нет, я не на счет Ани. Стас, у тебя есть телефон Киманова? У меня где-то был, да найти не могу.
— Без проблем, сейчас поищем, — мужчина, не выказав и доли удивления или любопытства, полез в стол за записной книжкой. Через пять минут Алексей уже звонил, присев тут же, на край кушетки:
— Здравствуйте. Мне бы Геннадия Викторовича Киманова…Да? Давно он в отпуске? Когда выйдет? Двадцатого? Да. Спасибо, — помрачнел Алексей и положил трубку.
— Зачем тебе Киманов, Леша? — не сдержал все же любопытства Станислав.
— Так, — отвел поскучневший взгляд Шабурин и задумался, нехорошо щурясь на противоположную стену с висящим на ней стендом, красочно повествующим о прелестях гемофилии.
— Прелестно, просто — прелестно, — протянул он и, вздохнув, развернулся к Стасу. Взял карандаш, делая вид, что заинтересовался его оформлением. Спросил, чуть помедлив:
