Люси Монро - Благородство ни при чем
Ронни улыбнулась:
– Он милый.
– В каком смысле? – Маркус даже приподнялся с места, на миг забыв о расследовании.
Ему пришелся не по нраву мечтательный взгляд, появившийся у Ронни, когда он заговорил о Парксе. Оназаправила прядь за ухо и снова улыбнулась. У Маркуса возникло острое желание заехать этому интерну по физиономии.
– Не знаю. Он очень услужлив и делает мне комплименты. Пытается флиртовать, но так застенчив, что выглядит как ребенок, впервые оседлавший велосипед.
– Ты хочешь сказать, что он неумелый? И снова эта рассеянная улыбка.
– Да, но его стеснительность так мила…
Маркус был готов тут же вызвать интерна на дуэль. Черт возьми, нельзя быть таким собственником. Рановато.
– Я помню себя в колледже. Всем им одно надо, детка. Ее точеные брови взмыли вверх.
– А ты не такой?
– Я хочу от тебя куда большего, чем просто секс. – Он хотел все и сразу. – И этот интерн слишком для тебя молод.
Она рассмеялась:
– Ты ревнуешь.
Он зло на нее уставился, даже не думая отрицать очевидное.
– Если и так, то что?
А она чего ждала? Она только что ему сообщила, что какой-то студент с ней заигрывает. Конечно, Ронни не упадет в объятия первого встречного, но его задело, что еще один самец считает, будто территория свободна для захвата.
– А ты восприняла перспективу нашего тесного с Сэнди общения с абсолютной безмятежностью?
Она нахмурилась при напоминании о проявлении ревности в тот день, когда Сэнди при ней, на ее, Вероникиной, территории, буквально навязалась сопровождать Маркуса на ленч с Джеком.
– Я знаю Сэнди с первого дня моей работы в «Клайн технолоджи». Она очень настойчива в том, что касается противоположного пола.
– Она барракуда. – Сэнди, очевидно, никогда не слышала о типично женских приемах отказов и уверток, заставляющих мужчину серьезно побороться за свою добычу.
– Чтобы знать предмет, его надо изучить, – сказала она и послала ему через стол совсем не свойственный ей откровенный воздушный поцелуй.
Он был готов сгрести ее в охапку и превратить воздушный поцелуй в настоящий.
– Я барракуда раскаявшаяся. Я больше не охочусь за всеми рыбами подряд, я хочу только тебя.
Джордж названивал Эллисон по домофону, не зная, станет ли она отвечать. Несмотря на то что его поцелуй в офисе не остался без ответа, все остальное рабочее время она держалась от него на расстоянии.
Может, он заслужил такое отношение? Он вел себя как надменный сукин сын. Она была права на все сто, когда на него разозлилась.
Его удивляло, что она так долго мирилась с его трусливой позицией. Он боялся слишком сильных чувств, а расплачиваться за это пришлось ей. Она долго мирилась с тем, что в его жизни ей определялось место где-то на голубятне. Конечно, тут ему гордиться нечем. Но позволить ей уйти он просто не мог – слишком уж было больно, – даже если ее уход всего лишь воздал бы ему по заслугам.
– Слушаю. – Это ее голос.
– Открой, дорогая, это я.
– Сегодня я не настроена принимать гостей, мистер Клайн.
Мистер Клайн? Черта с два! Злость и страх образовали взрывоопасную смесь. Внутреннее давление нарастало, он и впрямь был готов взорваться в любую секунду. Но нет, он достаточно пожил на свете, чтобы не идти на поводу у эмоций. Он не станет вести себя как последний идиот и в этот раз. Он ее обидел, ему и исправлять ситуацию.
– Я виноват, Эллисон. Пожалуйста, позволь мне зайти и давай поговорим. – Предстоял трудный разговор. Он не любил извиняться, но придется. Если не хочет ее лишиться.
Ответом ему было молчание.
Он наступил на горло собственной гордости и повторил:
– Пожалуйста.
Он слышал, как она вздохнула.
– Нам вообще-то не о чем говорить.
– Между нами существуют определенные отношения, надо их прояснить.
– Наши отношения, как ты их называешь, себя исчерпали.
– Не согласен.
Молодой человек, на вид довольно нахальный (такой, как в его годы был и сам Джордж), подошел к двери, чтобы позвонить по домофону, и Джордж отступил, пропуская его вперед. Ему не хотелось делиться сокровенным перед незнакомцем. Но он не зашел следом за парнем в подъезд, когда открылась дверь.
Пусть Эллисон сама захочет с ним поговорить, и да поможет ему Бог, если она не пожелает этого.
Он снова набрал код.
– Джордж? Я думала, ты ушел.
– Мне пришлось пропустить кое-кого вперед, и ему открыли.
– И ты не вошел следом за этим кем-то? – спросила она, словно громом пораженная.
– Я уже и так наломал дров. Больше не хочу вести себя как самонадеянный осел. Ты пустишь меня, чтобы поговорить, дорогая?
Она не ответила, и пока дверь не отворилась с характерным гудением, он успел основательно вспотеть. Джордж тут же решительно зашел внутрь. Он взбежал навторой этаж, перепрыгивая через две ступеньки, и мозг его работал так же лихорадочно, как и его ноги, прокручивая все то, что ему предстоит ей сказать.
Она открыла дверь квартиры с первого стука, но он не принял этот жест как сигнал особого желания с ним пообщаться. Достаточно было увидеть ее взгляд. Так встречают налогового инспектора. Глаза ее покраснели, но были сухими. На щеках следов слез тоже не видно.
Но ему она казалась такой хорошенькой, что при одном взгляде на нее у него все внутри заныло от желания.
Она отступила на шаг, давая ему пройти, но он остановился перед ней.
– Ты такая красивая.
– Я ужасно выгляжу. – Она нахмурилась, будто сомневалась, в своем ли он уме.
– Для меня ты всегда изумительная. Каждый раз, когда я на тебя смотрю, возникает ощущение, будто мне дозволено созерцать Мону Лизу без свидетелей.
Она недоверчиво усмехнулась:
– Но только не в офисе. Там ты смотришь на меня как на мебель.
– Если бы я смотрел на тебя по-другому, то не смог бы удержаться и занимался бы с тобой любовью на каждом из предметов интерьера, включая мебель и пол в пределах досягаемости.
– Секс, – безнадежно вздохнув, заключила она и отвернулась.
Он протянул к ней руки, чтобы не дать ей ускользнуть, и покачал головой:
– Никогда это не было просто сексом. Ты неотъемлемая часть моей жизни, Эллисон.
– Я очень работоспособная секретарша, которой довелось быть неплохой компаньонкой и в постели тоже. Но это не делает меня незаменимой, а лишь весьма удобной.
Ему не понравились эти нотки самоуничижения в ее голосе, и эта боль тоже. И в том, и в другом была его вина. Он только не знал, что сказать. Особенно когда она смотрела на него так, словно скорее бы съела таракана, чем позволила ему к ней прикоснуться.
Но в одном он был уверен. Она продолжала хотеть его как женщина. Иначе она не стала бы отвечать на его поцелуй там, в офисе, особенно после того, как подала заявление об уходе. И это давало ему стратегический перевес.
