Кэтрин Стоун - Жемчужная луна
Мейлин понимала причины его ярости, она сама была взбешена, но о чем мог он говорить с Алисон наедине? Почему он прогонял ее?
«Почему что он считает тебя причастной к этому». Это был голос голодного духа; демоны дразнили ее весь день, смеялись над глупостью, которую она совершила вчерашним вечером, поверив, что может подружиться с Алисон. «Но мы можем сделать это, – с вызовом ответила она демонам. – Мы обе этого хотим».
Весь день Мейлин сражалась с собой. Ее старые раны, ее уверенность в собственной никчемности пытались противостоять шепотку надежды. И казалось, что этот шепоток сумел одолеть противника; только казалось, вплоть до этой минуты.
Теперь, когда демоны вкусили наконец ее крови и страха, они не отпустят свою добычу, пока не превратятся в прах все ее глупые мечты. «Нет никакого сомнения, – упрекали ее они, – что Джеймс отлично помнит, как ты возражала против того, чтобы Алисон стала фотографом «Нефритового дворца». Как он может забыть об этом? И разве от его всевидящих глаз могло укрыться, как тщательно, практически безупречно – именно так, какова ты в жизни, – уничтожены снимки? Словно их резали любимым ножом всех архитекторов – X-Acto? К тому же ему наверняка известно, что был почти полдень, когда ты появилась в башне, потому что в девять утра он оставил для тебя записку, приглашая зайти к нему, как только ты появишься. И самое важное: этот мужчина понял, что ты скрываешь в себе ярость и жестокость.
Джеймс подозревает тебя в этом преступлении, и тебе, недостойная и глупая Дочь Номер Один, будет очень трудно доказать обратное».
Всегда утонченная и изысканная, Мейлин Гуань все утро гуляла под дождем в поисках утраченной иллюзии любви. Да, консьерж видел, как она вернулась, но это ничего не доказывает. Нужно всего несколько минут под сегодняшним ливнем – как раз столько, сколько нужно, чтобы избавиться от ножа и перчаток, – чтобы она полностью вымокла, словно гуляла под дождем часами. «А если бы и нашелся кто-то, случайно видевший тебя в это утро, то он обязательно подтвердит, что ты была явно не в себе, то есть могла совершить это чудовищное преступление».
Мейлин забил озноб, на этот раз от страха. Но ведь она может и ошибаться. Пожалуйста, пусть будет так, пусть она ошибается! В тот июньский вечер Джеймс поверил, что не может победить своих демонов. Неужели его вера в нее рухнула?
Мейлин видела в серых глазах только ярость. Но на кого она направлена – на нее или на безымянного вандала? Трудно сказать. Хорошо бы увидеть его лицо целиком. Ее дрожащие пальцы потянулись к выключателю ближайшей лампы.
Внезапная вспышка света оказалась слишком яркой: лампа оказалась направленной на нее, словно здесь шел допрос, и она была главным подозреваемым.
– Джеймс, я не делала этого, – взмолилась она, слепо глядя в темноту. – Да, раньше я была против того, чтобы Алисон работала в команде, но это было до того, как мы познакомились. Я считала, что фотограф должен быть англичанином или гонконгцем, вот и все. Тут не было ничего личного, вы должны мне поверить… – Мейлин резко оборвала свой монолог, почувствовав, что в комнате появился кто-то еще. Она отвернулась от Джеймса. – Алисон!
Просторный халат был тесно перехвачен у талии, золотисто-рыжие волосы еще влажны от душа, лицо сияло чистотой. Она выглядела очень юной, нежной, словно девочка, ожидающая вечерней сказки. Если бы не глаза – в их волшебной зелени застыла боль от увиденного несколько минут назад.
– Мейлин не уничтожала мои фотографии, Джеймс. Может быть, она была против меня как фотографа Дворца, но… – Алисон запнулась, до нее наконец дошел смысл того, что она сейчас услышала. Она была права! Она правильно прочитала в нефритовых глазах личную неприязнь, и теперь она получила доказательства. Но ведь вчера у них начали устанавливаться другие отношения? Да, именно поэтому Мейлин смотрела на нее с такой надеждой и благодарностью и поэтому так быстро пришла к ней на помощь. Когда Алисон заговорила снова, тон ее голоса уже был уверенным. – Мейлин не виновата в этом.
– Я это знаю, – быстро ответил Джеймс, выступая из тени в свет лампы.
В его глазах уже не было ярости – только нежность к обеим стоящим перед ним женщинам. Джеймс, конечно, учитывал такую возможность, что Мейлин могла уничтожить фотографии Алисон, поскольку в принципе она способна на это. Но он отверг это предположение, отверг усилием сердца, ради Мейлин. Но теперь он понял, что это было важно и для Алисон.
И обращаясь к ней, Джеймс сказал:
– Я вовсе не считал ее виновной. – И, повернувшись к Мейлин, добавил: – И никогда не буду подозревать.
– Спасибо, – ответила она. В ее шепоте слышалось облегчение и благодарность к Джеймсу и Алисон. Джеймс улыбнулся в ответ, Алисон тоже, как бы ободряя ее: «Не глупи!»
Потом Алисон очень серьезно, словно желая навсегда отсечь подозрение в отношение Мейлин, сказала:
– Пока я была в душе, я подумала о том, кто мог бы это сделать.
– И? – спросил Джеймс. – Вы подозреваете кого-то?
– Не совсем конкретно. Но я думаю, что я сняла что-то запретное; может быть, там оказалась какая-то парочка или укрывающийся от правосудия преступник.
– Но вы говорили, что всегда спрашивали разрешение, прежде чем фотографировать.
– Да, но кто-то мог попасть на задний план, так что его даже нельзя узнать, но он все равно опасается этого. Это единственное разумное объяснение.
– За исключением того, что было уничтожено абсолютно все – а не один-два снимка.
– Очевидно, это его очень напугало, и он хотел преподать мне урок. И я его усвоила – теперь я буду тщательней следить за тем, кто фигурирует на заднем плане, и кроме того, хранить копии негативов в сейфах отеля. – Алисон вдруг запнулась, и ее снова охватила дрожь: что-то в ее словах изменило настроение Джеймса. Нежность исчезла, уступив место такой мгле, такой муке… она снова содрогнулась. – Мне кажется, что я еще не согрелась. Наверное, чашка горячего чая мне поможет.
Мейлин тоже увидела роковое изменение цвета серебра и вспомнила о его просьбе поговорить с Алисон наедине. Ей не хотелось уходить, но она была слишком многим обязана человеку, который с самого начала поверил в нее и не утратил этой веры даже сейчас. И она неожиданно услышала свой голос:
– Мне кажется, что лучше оставить вас наедине. Но я весь вечер буду у себя. Алисон, если вам понадобится помощь в уборке…
Джеймс проводил Мейлин до двери, а вернувшись в гостиную, обнаружил, что Алисон стоит посреди хаоса, видимо, только теперь осознав, сколько труда пропало: пропали уникальные летние снимки, когда влажный воздух Гонконга, напоенный непролитыми слезами дождя, дрожал, создавая уникальное освещение.
