Нора Робертс - Женская месть
Открывая бутылку, Филипп не сводил глаз с Адриенны. Она подтянула колени к груди и положила на них голову. В желудке у нее поднималась тошнота, но она пыталась побороть приступ и обрести равновесие.
– Благодарю вас.
Адриенна приняла у него стакан, стараясь крепко удержать его обеими руками. По мере того как утихала тоска, она почувствовала унижение оттого, что в его присутствии проявила такую слабость. Она не произносила ни слова, только молила про себя бога, чтобы Филипп ушел и дал ей возможность собрать воедино остатки гордости.
Но когда молодой человек сел рядом, ей пришлось подавить в себе желание прильнуть к нему, положить голову ему на плечо и позволить утешить себя.
– Поговорите со мной, – тихо сказал Филипп.
– Это был дурной сон, вы правы.
– Вам тяжело, вы страдаете. – Он коснулся ее щеки. На этот раз она не отшатнулась, только закрыла глаза. – Поделитесь со мной, не держите в себе свое горе.
– Мне никто не нужен.
– Я не уйду, пока вы мне не расскажете.
Адриенна молча смотрела на воду в стакане. Вода была теплой и безвкусной и не могла успокоить ее взбунтовавшийся желудок.
– Моя мать умерла на Рождество. А теперь уходите! Ничего не ответив, Филипп взял у нее стакан и отставил его в сторону.
И так же не спеша, спокойно обнял ее. Она замерла и отпрянула, но он не обратил на это внимания. Вместо того чтобы утешать ее словами, что вызвало бы у нее протест, Филипп начал гладить ее волосы. Ее дыхание стало прерывистым и вырывалось из груди со звуком, похожим не то на рыдание, не то на вздох, потом она обмякла в его руках.
– Почему вы это делаете?
– Совершаю очередной добрый поступок, как добрый самаритянин. Расскажите мне все.
Адриенна никогда об этом не рассказывала. Ей это было слишком тяжело. Но теперь, когда голова ее покоилась на плече Филиппа, слова полились сами собой.
– Я нашла маму как раз перед рассветом… Она лежала на полу. Казалось, она была слишком слабой, чтобы встать, и просто легла. Возможно, пыталась ползти, чтобы позвать на помощь. Возможно, звала меня, но я не услышала.
Бессознательно ее пальцы сжимались и разжимались, словно она пыталась что-то удержать.
– Вы, должно быть, читали в газетах, что она покончила с собой… – В голосе Адриенны прозвучала незатихающая боль, казалось, эти слова жгли ей губы. – Но я знаю, что это неправда. Мама долго была больна, очень страдала. Она никогда не убила бы себя таким способом, зная… зная, что я найду ее.
Филипп продолжал гладить ее волосы. Он знал, о чем писали в газетах, помнил эту скандальную историю. Время от времени она еще всплывала, окруженная невероятными подробностями.
– Ведь вы знали ее лучше всех.
Адриенна отодвинулась от Филиппа, чтобы посмотреть ему в лицо, внимательно в него вглядеться, прежде чем позволила себе снова уронить голову ему на плечо. Никогда и ничто из того, что ей говорили прежде, не звучало более утешительно.
– Да, я ее знала. Она была доброй и любящей, простой и бесхитростной. Доверяла людям. Часто не тем, кому надо. И это в конце концов убило ее.
– Вы имеете в виду отца?
Этот вопрос застал Адриенну врасплох, но ей удалось сдержать свои эмоции.
– Он сломал ее.
Адриенна поднялась и, обхватив себя руками, стала ходить по комнате.
– Отец делал это методично, день за днем. И получал от этого удовольствие.
Теперь она уже не казалась слабой. Голос ее звучал ясно, как колокола на площади, возвещавшие о наступлении Рождества, но безрадостно.
– Маму считали самой красивой актрисой в Голливуде. Мужчины видели в ней богиню. Она влюбилась в отца и бросила карьеру, свою страну, культуру – все, а он уничтожил ее, потому что она была всем тем, чего он желал и что одновременно презирал. Ведь он женился на западной женщине, на христианке…
Адриенна подошла к окну. Солнце вставало, лучи его становились все ярче, они уже превратили прозрачную воду в алмазы.
– Она не могла понять, чем вызвана жестокость отца по отношению к ней. Ей не с кем было поделиться своим горем, и когда я подросла, то стала поверенной всех ее тайн и страданий.
– Если ей было так плохо, почему она раньше не оставила мужа?
– Вы должны понять, что такое Якир, и знать мою мать. Он возненавидел ее за то, что она родила ему дочь, мама же продолжала любить отца. Даже после того, как он взял себе еще жену, унижал и оскорблял ее и насиловал. Она терпела, потому что не могла больше иметь детей, и винила в этом себя. Терпела ради меня.
Глядя на омытый солнечным светом пляж невидящим взглядом, Адриенна горестно вздохнула.
– Она очень любила вас.
– Возможно, больше, чем следовало бы. И эта любовь погубила ее. Много раз она хотела бежать из гарема, но не могла оставить меня. Однажды я стала свидетельницей того, как он избил ее и изнасиловал. Я спряталась под кроватью, закрыла уши руками, чтобы ничего не слышать, и горько плакала. С тех пор я возненавидела отца, и моя ненависть к нему крепла год от года. Однажды, когда мне было восемь лет, Абду сказал маме, что собирается отослать меня в школу и что я обручена с сыном его союзника.
– В восемь лет?
– Меня должны были выдать замуж в пятнадцать. И тогда моя мама приняла решение: она уговорила отца взять меня в Париж и ввести в свет. Для того чтобы стать хорошей женой, я должна была уметь вести себя не только в Якире, но и за его пределами. А для женщины моей страны выйти замуж в пятнадцать лет – дело обычное.
– Неужели у вас могут выдать девушку замуж против ее воли?
Адриенна не могла удержаться от улыбки.
– В Якире браки устраивают по сговору – будь это дочь крестьянина или короля. Брак не имеет ничего общего с любовью и свободным выбором. Моя помолвка была бы просто удачным политическим ходом отца.
Адриенна немного помолчала и продолжила:
– Когда мы оказались в Париже, мать сумела каким-то образом установить контакт со своей давней подругой. Селеста заказала для нас билеты до Нью-Йорка. Абду изображал из себя за границей просвещенного монарха. Поэтому он разрешил нам ходить за покупками и посещать музеи. Матери позволили ходить по Парижу в европейском платье и без покрывала, скрывающего лицо. В Лувре мы оторвались от своих телохранителей и убежали.
Адриенна прижала ладони к лицу. Глаза ее припухли и покраснели от слез. Яркий свет причинял ей боль.
– Мама еще в Якире начала принимать наркотики, ей не удалось отвыкнуть от них и в Америке. Наоборот, тянулась к ним еще больше, так как карьера ее была сломана и вернуть себе прежнее положение она не смогла. Но самое главное, она продолжала любить отца, тосковала о нем. Из всего этого я извлекла урок – поняла, что, когда женщина позволяет себе полюбить, она проигрывает. Для того чтобы выжить, надо рассчитывать только на себя.
