Гражданский брак (СИ) - Вера Чурсина
А Мила скучала. К родителям не хотела ехать, хотя они названивали и настаивали. Сегодня отправилась в перинатальный центр, ей опять делали УЗИ. Врачиха отметила увеличенное затемнение в почечных лоханках плода, поцокала — мол, не очень это хорошо. Этого было достаточно, чтоб Мила запаниковала. Ее отправили к генетику.
Генетик — миловидная женщина лет 35-ти — посмотрела снимок, что-то глянула в карточке и стала успокаивать беременную молодую женщину:
— Ну что сказать, да, врачи считают, что большая вероятность появления ребенка с врожденным пиелонефритом. Но! — Врач залезла в свой компьютер. — Вот у меня тут аналогичный случай… тааак… Ага, вот оно. Точно такое же затемнение в почечных лоханках плода, роженица возрастная, 36 лет. Родила девочку, сейчас ей 4 месяца. Здорова, пока никаких патологий не выявлено. Так что — тут бабушка надвое сказала — будет у вас больной ребенок или здоровый.
Женщина повернулась с Миле, которая уже пустила слезу:
— В общем, так. Других никаких патологий я у вас не вижу. Остальные анализы хорошие. так что я не стала бы унывать раньше времени. Вы в Бога верите? — неожиданно спросила она Милу.
— Н-ннет, — проблеяла Людмила.
— А вот это зря. Сходите, покреститесь, помолитесь, и будьте покойны, верьте в хорошее. Рекомендую посетить музей с картинами, концерт классической музыки. В общем, больше положительных эмоций и веры в то, что все будет хорошо. — Врач размашисто писала что-то в карточке, а медсестра печатала на компе.
Мила прямо из перинатального центра отправилась в храм. Вспомнился тот, что стоял недалеко от центра города. Оставила свою красную машинку возле железной ограды, накинула на голову павлопосадский платок и робея, вошла на территорию. Возле входа сидело двое нищих, они кинула им по купюре, за что они сразу истово стали кланяться и бормотать ей вслед благодарности.
Крыльцо было высокое, она остановилась возле него, покосилась на женщину, которая только что спустилась из храма и быстро крестилась, подняв голову на икону над входом. Мила тоже перекрестилась, как могла и поднялась по ступенькам. Дверь была огромная и тяжелая, девушка еле-еле ее открыла. Внутри был полумрак, в свечной лавке при входе скучала бабуля в черном платке, и больше никого не было.
Мила купила пять крупных свечей на всякий случай и вошла в большой зал храма. Тишина, горели свечи, золотились иконы и какие-то сооружения в центре. Девушка стояла в растерянности, не зная, что ей делать. Мимо прошел молодой мужчина с бородкой и в длинной рясе.
Мила повернулась к нему, открыла рот, не зная, как его позвать, чтобы тот обратил на нее внимание.
— Можно вас!.. Это… Батюшка! — вспомнила она. Кажется, так к ним обращаются?
Священник приостановился, повернул к Миле спокойное лицо, вопросительно глянул на нее.
— А… скажите, какой иконе свечку поставить, чтоб ребенок здоровый родился? — Мила, возможно, впервые в жизни чувствовала себя неуверенной и даже робкой.
Мужчина в рясе чуть наклонил голову в сторону и приятным баритоном произнес:
— Господу нашему Иисусу Христу поставьте и Богоматери, Деве Марии.
— А как молиться? — осмелела Мила, — чтобы ребенок родился здоровым?
Священник чуть задумался:
— Я вам дам молитву на рождение здорового ребенка и благополучное разрешение. Вы крещенная?
— Нет. — Мила смотрела на него. И что, теперь он ей откажет?
— Господь примет ваши молитвы, не бойтесь. — молодой священник будто прочел ее мысли, и мягко добавил — Но покреститься надо.
— Сейчас? — спросила Людмила.
— Завтра с 10-ти до 11-ти крещение. — терпеливо ответил он. И, предваряя вопрос девушки, — в лавке спросите, вам скажут. что с собой надо взять на обряд.
Он ушел, а Мила поставила две свечи напротив распятия и три — возле большой иконы Девы Марии. Откуда-то из маленькой двери вышел тот же самый молодой священник. Он протянул Миле листок к написанной от руки синими чернилами молитвой.
— Читайте хоть каждый день. Но минимум три недели, лучше на рассвете.
Он ушел. А Мила, раскрыв листок, начала шепотом читать:
"О Дева Богородица, Пресвятая Мать Господа нашего Всевышнего, заступница скоропослушная наша, к тебе обращаюсь и прибегаю с верой искренней. Посмотри с высоты небесного величия на меня, грешную Божью рабу, — тут Мила запнулась, на листке было списано "имя", но после продолжила:
"…грешную Божью рабу Людмилу, припадаю к иконе святой, услышь молитву мою смиренную. Прошу, моли Сына Своего, чтоб озарил душу мою мрачную светом благодати Божественной, и пусть очистит мой ум от темных помыслов, да успокоит мое сердечко страждущее, и исцелит раны глубокие его."
Мила почувствовала, как текут по щекам слезы, и уже не могла сдерживать всхлипы, и так, в слезах, продолжала читать:
"… пусть укрепит здравый смысл, да пусть простит все сделанное зло мною..." — она закрыла руками лицо и не могла продолжать. В душу острыми иголками впивалось чувство вины от ощущения собственной ничтожности. В голову лезли ненужные воспоминания, как она обманывала Олесю, Царева, чтобы заполучить то. что хочет, кричала на родителей, дерзила. Разве она достойна того, чтоб ее сын был здоровым? Но она так хочет, чтобы он был красивым, здоровым, этот мальчик — ведь наверняка будет мальчик! — она так его уже любит, так хочет ему счастья!
Отплакавшись, Людмила судорожно вздохнула, вытерла лицо краешком платка, спрятала в сумочку молитву и пошла узнавать в лавку, что нужно взять на крещение.
Глава 59
На обряд Крещения собралось довольно много народу. В основном, родители с детьми: с грудничками, детсадовцами и даже подростками. Было и несколько взрослых, Готовых покреститься, среди них и Мила.
Все с открытыми ртами взирали как два парня ввезли в храм с улицы большую флягу ледяной воды и вылили ее в купель. Рядом с Милой женщина с маленьким ребенком на руках зашептала: "Это что ж, в эту холодную воду всех будут окунать?!"
И правда, пришел священник, прочел молитву над большой емкостью, помахал над ней крестом и началось Таинство.
Мила была настроено серьезно, но невольно улыбалась, наблюдая за всеми. Окунули младенца 3 раза, он выпучил глазенки, но только пискнул и сразу затих. Потом поставили прямо в эту емкость девочку лет 7-ми, а она вдруг заорала от страха и, пока ее поливали, верещала все громче. И тут ее крик подхватили дети помладше. А взрослые стали сдержанно ржать. А некоторые громко. Звуки дружного детского ора усиливались акустикой церковных стен, хоть уши затыкай. И только священник сохранял полную невозмутимость.
Мила
