Будет больно, моя девочка (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна Весна

Он ее трогал.

Он.

Ее.

Трогал.

Она МОЯ, а он ее трогал.

Эти мысли не укладываются в голове. Не дают покоя. Нервная система сбоит. Я в наивысшей точке ярости. Агрессия течет по венам вместо крови сейчас.

Не понимаю до конца, как так происходит, но...

— Арс это…

Голос Майи смазывается. В ушах шумит. Это все бурлящая кровь. Планка падает. Ревность убивает. Я останавливаюсь у столика и без слов или каких-то других предупреждений, впечатываю свой кулак в лицо этого чувака.

— Что ты творишь? Ты сошел с ума?

Она жужжит надо мной, как пчела. Моргаю. Чувствую, как лицо обдувает ветром. Мы на улице. Опускаю голову, смотрю на свои руки. Они в крови.

— Ненормальный! Слышишь, ты ненормальный!

— Он тебя лапал, — бурчу едва слышно.

Майя застывает. Смотрит на меня, как на придурка.

— Что? — переспрашивает, но, судя по реакции, она и так все слышала. — Это недоразумение. Ник просто…

— Ник? — перекатываюсь с пяток на мыски. Пальцы снова сжимаются в кулаки.

Я не понимаю, откуда столько ярости. Не понимаю, но в груди все ноет. Мозг же ожесточённо подкидывает мне картинки. И на всех, Майя с кем-то. С кем-то, но не со мной. Она там не моя, но такого быть просто не должно.

— В следующий раз не будет распускать руки, — произношу жестче.

Майя округляет глаза, разлепляет губы, но ничего не говорит. Она в ужасе. В шоке, наверное.

— Это какой-то кошмар, Арс. Так нельзя, — качает головой спустя пару минут.

— Когда тебе восемнадцать? — спрашиваю и снимаю с себя куртку. Набрасываю ее на плечи Майи, потому что она выбежала на улицу без пальто.

— Летом. В июле, — хмурит брови. — При чем тут это?

— Так…неважно, — сглатываю. — Извини, — оглядываюсь на этого Ника, выходящего из рестика. Майя в этот момент хватает меня под локоть.

Правда, как только он садится в такси, Панкратова сразу от меня отстраняется. Смотрит исподлобья, а потом выносит вердикт:

— Я поеду домой, Арс. Не знаю, какие у тебя проблемы, но…

Хватаю ее за руку. Тяну на себя. Смотрю в глаза.

— Прости. Я не знаю, что на меня нашло, — обхватываю ее щеки ладонями. Припечатываюсь к нежным губам. — Прости, ладно? — упираюсь в ее лоб своим. — Не уходи. Пожалуйста.

— Сначала скажи мне, что произошло?

Майя смотрит на меня в упор. Снова отстраняется. Холодный, скользящий между нами воздух мешает сосредоточиться, чтобы ответить. Я не могу сконцентрироваться и думаю о том, насколько мне неуютно сейчас. В момент, когда Майя снова так показательно отстранилась.

— Арс, ты меня слышишь?

— Слышу, — киваю. Собираюсь с мыслями. Пару раз разжимаю губы, но слова не идут. Тщательно их подбираю, но все словно мимо.

— Понятно, — Майя как-то по-особенному грустно улыбается, поворачивает голову в сторону, будто кого-то выискивает. Она злится. Злится и молчит.

— Он меня раздражает, — выдаю, не придумав ничего лучше. — Этот твой…Ник.

— И поэтому ты его ударил?

Стиснув зубы, отрицательно мотаю головой.

— Значит…

Майя тянет воздух губами шумно, словно готовится к длительной задержке дыхания, за которой последует прыжок.

— Выходит, это ревность? Значит, ты мне не доверяешь? Думаешь, я тут Нику свидание назначила, пока ты не приехал, да?

— Не думаю, — отворачиваюсь. Меня все еще колотит. Неосознанно притопываю ногой. Желание избежать этот разговор, прекратить его, с каждой секундой становится больше. — Ты здесь вообще ни при чем. Тебе я верю. А ему, — смотрю туда, где еще недавно стояло такси, — нет. Он тебя лапал.

— Лапал? Мы, когда на физкультуре в баскетбол играем, меня по такому вот принципу все лапают, получается, Мейхер. Тут столкнулись. Тут друг друга задели. Все такие излапанные прямо получились!

Слышу ее. Злюсь. Злюсь, но подавляю в себе эту черную энергию. До конца, пока даже сам себе не могу объяснить эту дикую вспышку ревности, этот первобытный инстинкт собственника. Понимаю, что фигня. Неправильно. Плохо даже, наверное. Майя точно не в восторге, но в данный момент ничего не могу с собой сделать.

А все, что мог, блин, уже сделал, показал себя во всей красе.

— Понятно, — Майя кивает. На ее губах появляется ехидная насмешка. — Только вот я не твоя собственность, чтобы так себя вести, Арс.

Не моя. Знаю. И это тоже будто бесит, где-то глубоко внутри. Словно так быть не должно. Все всегда было мое, чтобы я не пожелал. А Майя нет. Она человек, хотя во многих случаях даже это не помеха. Она строптивая. Она со своими правилами и принципами. Со своими взглядами и осуждениями. Она вся такая другая и не моя, как бы мне не хотелось думать иначе.

— Я домой, — вытаскивает телефон. Хочет заказать такси.

— Я подвезу.

Майя смотрит мне в глаза пару долгих, почти нескончаемых секунд.

— Ладно. Подвези.

— Ты разрешаешь? — пытаюсь шутить. Тупо, но хоть как-то нужно уже начать разряжать эту обстановку. Майя лишь кривит губы и молча топает к подъехавшему еще минут десять назад Владу. Пообедали, блин.

Плетусь к тачке следом. В салоне Майя молчит. Отвечает, если что-то спрашиваю, но сама на контакт не идет. Временами ловлю себя на мысли, что меня для нее просто нет сейчас.

Мы сидим друг от друга дальше, чем обычно. Майя пялится в окно, я на нее. Упираюсь в подлокотник локтем, а пальцами второй руки касаюсь тыльной стороны Маюхиной ладони. Чувствую, как она вздрагивает в этот момент. Напрягается. Поворачивается, словно нехотя, опускает взгляд на наши руки.

— Май…

— Приехали.

Она выпаливает это быстро, так же молниеносно выдергивает руки из моей ладони и открывает дверь. Мы действительно приехали к дому Панкратовых, как назло.

Смотрю Майе вслед, ровно до момента, пока она не скрывается во дворе, и прошу Влада закинуть меня к Оле. В больнице сижу чуть больше часа. На удивление, здесь спокойно. Самое тихое и спокойное место из всех, что я знаю. Сердце за сестру и сейчас рвется на куски, но с годами эти ощущение слегка притупились. Стало не то чтобы легче, но точно проще. Проще смотреть на нее, вот такую — лежащую на этой койке и почти безжизненную.

Плюс сегодня, со всей моей любовью к сестре в голове сидят мысли совсем не о ней. Я не могу перестать думать о Майе. Анализировать все, что произошло. Она обиделась. Нужно что-то сделать, для того чтобы она оттаяла? Если нужно, то что?

Домой приезжаю ближе к шести вечера, и как только захожу внутрь, оказываюсь в эпицентре скандала.

— Че за шум? — спрашиваю у Рени, которая стоит у стены, прикрывая ладонью рот.

— Сеня, — вздыхает, а я замечаю вставшие у нее в глазах слезы. — Марат из дома хочет уйти.

— Чего? — моргаю. — Ты серьёзно? Он хочет…

Договорить не успеваю, потому что со второго этажа, по лестнице слетает чемодан.

— Мне плевать, что ты о ней думаешь! На вас обоих плевать! — вопит Марат. Все это происходит там, на втором. Мы же с Реней стоим на первом.

— Только попробуй, только шаг из дома сделай! — орет отец.

— А в чем проблема-то? — спрашиваю Регину, складываю руки на груди.

— Дима, прекрати. Дима, успокойся, — верещит мать.

— Маратик хотел, чтобы его девочка переехала к нам. У нее какие-то проблемы с жильем, кажется. Дмитрий Викторович запретил. Сказал: сними ей отель, раз все так плохо. Марат сказал, что тогда уйдет из дома. К ней. Так они слово за слово с отцом и разругались.

— Я тебе все карты заблокирую, понял меня.

— И пожалуйста. И давай! Мне плевать.

— Когда жрать нечего будет, я посмотрю на твое «давай», — горланит отец.

— Дима, так нельзя, — почти что уже рыдает мать.

— Капец, — сую руки в карманы и поднимаюсь на второй этаж.

— Еще один явился! — прилетает мне от отца, как только я оказываюсь в поле его зрения.

— Сеня, — выдыхает мама, и сразу хватает меня под локоть.

Молчу. Отец с Маратом продолжают орать друг на друга.

— Пошли вы все! — орет брат и взбегает по лестнице на третий этаж, шарахнув напоследок дверью.