Гамбит искусного противника - Ария Тес
Вообще, он часто шутил, что является человеком сразу трех стран: его отец — монгол, мама — кореянка, а встретились они в Китае. Это была красивая история любви, которая прошла много препятствий на своем пути, а в результате подарила миру Хана. Говорят, что если ребенок рождается от истинной, большой любви, то он будет самым красивым и счастливым, так как Бог дарит им часть своей души. Я вообще не склонна верить в сентиментальные поверья, но очень сложно закрывать глаза, когда ты видишь живое тому доказательство. Насчет первого, конечно, это сразу нет, и это вполне очевидно. У него не было какого-то уродства, лицо типично монгольское: крупный овал, высокие скулы, маленькие, черные глаза и карикатурная борода. Почти ничего особенного, человек, как человек, если бы не одно огромное «но»: шрамы. Один находился у левого виска и имел вид полукруга. Второй и третий с той же стороны на скуле, похожие на два скрестившихся меча. А вот четвертый и самый страшный на правом глазу, пересекая кустистую бровь и доходя почти до линии челюсти. Были и еще, он вообще представлял собой одну сплошную рану, но этот являлся самым пугающим и отталкивающим. Для тех, кто не знал откуда он взялся…Как человек с большой, светлой душой, Хан никогда не мог пройти мимо того, кому нужна была помощь. Большую половину отметин на своем теле он получил как раз помогая кому-то, а не наоборот, и тот случай не стал исключением.
Хану было всего восемнадцать. Он мечтал служить в армии, тогда это было престижно и вообще для него являлось чем-то вроде «долга чести» — его отец тоже был военным, и пойти по его стопам для Хана означало «проявить уважение». Дело было летом, как раз после окончания школы и как раз после прохождения медкомиссии. Хан возвращался домой поздно, праздновал с друзьями успешное зачисление в военное училище, и услышал тихий тихий скулеж и какую-то возню у гаражей. Естественно пройти мимо он не смог, повернул туда, а там девушка и какой-то мужик неприятного вида. Все сразу стало очевидно по порванному платью, так что Хан, недолго думая, ринулся на спасение дамы, попавшей в беду, а у мужика нож — им он и прошелся по его лицу. Хан чудом не ослеп, хотя глаз все равно немного пострадал, поэтому о карьере в высших, воинских чинах можно было забыть. Но знаете? Его это не сломило. Конечно, он очень сильно переживал, а через год окреп и все-таки пошел в армию. По обычному призыву, да, но он сделал это, а там познакомился с моим отцом. Хан всегда говорит, что этот случай считает переломным в своей жизни и переломным в хорошем смысле. Он не жалеет. Не только из-за моего отца, но и из-за девушки — она то стала в последствии его женой, у них даже есть ребенок. Девочка. Потом, конечно, семья распалась в основном из-за службы Хана, но они не расстались врагами, а напротив остались в теплых, дружеских отношениях. Такие же отношения у него с его дочерью Ксюшей.
«Не о чем жалеть!» — как то сказал он, — «У меня есть две семьи. Одна поменьше, другая побольше, а еще дом и работа. Я счастлив, Амелия…»
Когда он наконец оборачивается, отвлекаясь от плиты, и я счастлива тоже. Глядя на его лицо я не вижу шрамов или какого-то уродства, я вижу безграничную нежность, тепло и доброту, и не могу сдержаться. Меня срывает с места, а через миг я уже в его объятиях, как в коконе. От него пахнет пихтой и апельсинами, и я вдыхаю этот запах, утыкаясь в солнечное сплетение, куда кое как достаю из-за нашей огромной разницы в росте.
Я дома. Второй раз за сутки — я дома.
* * *
Хан любит пошутить. Он прекрасно знает, как люди реагируют на его внешность, и любит их подразнить, чем занимается прямо сейчас. На кухне царит атмосфера напряга и безнадеги: трое из нас сбились в кучку и смотрят волком на Хана. Тот отвечает им тем же, а я молчу. Это достаточно забавное зрелище, если честно, они же реально видят в нем угрозу, не говорят ни слова, а словно ждут момента, когда этот странный завтрак обернется чем-то из ряда вон.
Наконец я решаю, что хватит, наверно, пугать моих друзей, а Хан получил все, что хотел, и выдыхаю.
— Пожалуйста, прекрати.
— О чем ты, мой маленький цветочек? — невинно хлопает глазами, на что тут же получает усталый взгляд.
— Ты знаешь о чем я, Хан. Прекрати их пугать.
Тут же раздается громкий фырк Алекса, который и к оладушкам то не притронулся, а за ним громкий, раскатистый смех Хана. Я не обращаю внимание ни на первого, ни на второго, поворачиваюсь на Крис и говорю:
— Тебе нечего бояться. Хан никому не причинит вреда.
Двигаю ей ближе тарелку с оладушками, гипнотизируя взглядом. Я пытаюсь ее убедить, и у меня выходит: Крис верит мне, слабо кивает и уже тянется к еде, но Арай перехватывает ее руку и, наверно, впервые серьезно парирует.
— Он не выглядит как человек, который «не причинит вреда». Кто это?
Мне не нравится пренебрежение, с которым он обращается с моим любимым человеком, и я не скрываю недовольство. Улыбка с моих губ пропадает, я слегка щурюсь, вкручивая в парня подруги свой взгляд, но тот не уступает. Отвечает тем же, потому что не доверяет мне. Наверно только вчера все выглядело очень забавно, а сегодня, когда завеса тайны немного приподнялась, внезапно происходящее перестало веселить. Но я не собираюсь вестись и утешать, я им не мамочка, да и меня реально бесит это отношение. Как рогом уперлась и не сдвинуть, так всегда Хан и говорил о моем упрямстве и излишней горделивости.
Он и прерывает гляделки, слегка сжимая мою руку в своей.
0 Амелия, и кому еще нужно прекратить? — еще миг и я все же перевожу внимание на него, но не смягчаюсь от его доброй улыбки, а напротив распаляюсь сильнее.
«Никто не смеет обижать его!» — по-детски бастую внутри, — «Он этого не заслужил!»
А Хан будто читает мои мысли и слегка дергает головой в отрицании, мол, ты знаешь, что все всегда одинаково, я привык. И меня окончательно взрывает. Я резко смотрю на Арая и четко, холодно отрезаю.
— Он мой дядя.
Тот явно не готов к такой
