Секс-опекун по соседству - Любовь Попова
Красивая как грех. Рыжие локоны во все стороны, значит, опять неслась на мотоцикле. И я бы отругал, наказал, да права теперь не имею. Она осматривает меня, жадно впитывает покоцанный аварией вид.
Я ведь сам вел ту машину. Выпрыгнул в последний момент, за секунду до взрыва. Так что сломанная рука и забинтованная голова говорят сами за себя.
Переживает, притронуться хочет, но подавляет желание и берет себя в руки.
Моя умница.
— Это, правда? — моргает она, а мне хочется рявкнуть «не ной». Перестань лить никчёмные слезы. Меня ими не разжалобить. Я все решил. Теперь мы друг другу никто.
— Что именно, Алла.
— Все, что сказал отец, — раздражается она, вижу, что держится из последних сил. А мне хочется ее крика. Мне хочется скандала. Мне хочется толкнуться в ее тело и сдохнуть там.
— А что сказал твой отец.
— Ты издеваешься? — визжит она и заносит руку для пощечины, но тормозит. Держится. Даже интересно, насколько ее хватит. — Про договор насчет свадьбы, насчет того, что я больше тебе не нужна…
На последнем слове ее звонкий голос срывается на хрип. Ей тяжело, как и мне.
Сейчас нужно решить для себя, что именно ей ответить. Правду и тогда она сама будет землю рыть, но не отступится от меня. Она слишком пробивная, чтобы думать, что слава убийцы может ей навредить. Или сделать окончательно больно и самому пережить эту боль.
Выбор ведь очевиден.
— Ты мне никогда не была нужна.
Она отшатывается как от пощечины, а я давлю каблуком тяжелого ботинка все то светлое, что могло бы исцелить мою гнилую суть.
— Ты мелкая мошка, которую мне навязал твой отец, потому что ты не смогла справиться с бешенством матки. Был уговор, что мы поженимся, и я почти вылепил тебя под себя. Ты стала почти шелковой там в лесу. И уже почти устраивала меня как жена.
— Прекрати, — просит она хрипло, но я беспощаден.
— Но теперь мое преступление, которое загладил твой отец, подарило мне возможность освободиться, жить так, как хочу я, а не исполнять капризы одной соплячки. Впрочем, если нужен будет секс, ты заглядывай. Отсасываешь ты первоклассно.
Тут даже не сорвал. Ни одна шлюха не будет работать ртом так, как это делает любящая тебя женщина.
Удар пришелся на висок, еще один на щеку. Потом еще один и еще. Она кричала и сыпала ударами, а я стоял и принимал все, что она могла мне дать.
Впитывал касания ее рук, возбуждаясь от боли. Потому что эта боль у нас на двоих. У нас все теперь на двоих. И я обязательно буду счастлив, когда она найдет более достойного человека чем я.
Наверное…
Она выдыхается на десятом ударе. Уже без слез. В глазах пустота. А на губах циничная улыбка.
— Спасибо за этот урок, мой любимый опекун. Это был весьма полезный опыт.
Мне мало. Мне мало ее. Хочется слез. Хочется крика. Хочется, чтобы продолжала бить. Чтобы накинулась на меня сама, тогда я точно не остановлюсь. Сдохнуть хочется.
Она уже отворачивается, а я не почти срываюсь. Здоровой рукой хватаю ее за всклокоченные ночной ездой волосы и разворачиваю к себе. Тону в пустом взгляде и вгрызаюсь в алые от слез губы. Последний раз. Желаю еще раз ощутить ее боль.
Целую жадно, голодно, вспоминая каждый раз, когда вторгался в горячее, такое гостеприимное нутро.
Не могу остановиться, ещё немного и на ней не останется одежды, и плевать на все. Но она заканчивает первой. Новой пощечиной, которая отдается звоном в ушах вместе с ее стоном.
— Я рад, что был у тебя первым любовником.
— А я рада, что никогда не станешь последним. Всего плохого…
Она уходит, с гордо поднятой головой, но уходит, а я ещё долго смотрю туда, куда она завернула. Бежать хочется за ней. Но нельзя. Надо отпустить.
Ощущение, будто помоями облили. Вроде хотел, как лучше. Хотел счастья для нее, но мысль, что вот так же ее будет целовать кто-то другой, просто уничтожает, разбивает на сотни молекул, которые разлетаются по полу.
— Доволен? — спрашивает Герман, а я отмахиваюсь, в жопу его посылаю, возвращаюсь к своей выпивке.
Напиться и окунуться в мечты. Где я буду первым, вторым. Лучшим. Единственным.
Глава 44. Алла
Говорят, время лечит. Нагло врут. Оно лишь штопает те раны, что наносят обстоятельства. Но чаще люди. А мне все чаще Тамерлан.
Ублюдок растоптавший меня до основания, уничтоживший, чтобы как птица феникс возродилась вновь.
Выйдя в тут ночь на улицу и сев на байк, первой мыслью было разбиться. Просто разогнаться, врезаться в столб, и пусть бы этот урод захлебнулся в чувстве вины.
Но я сразу отказалась от этой мысли, наверное, потому что не позволю больше никому влиять на свою жизнь. Хватит!
Пора самой быть в ней хозяйкой.
Именно поэтому, вернувшись домой, я просто собрала все свои вещи, оставив самое необходимое, и отнесла в детский дом, в которым мы познакомились с Леной. К черту прошлую жизнь!
Я бы и сняла себе квартиру, но меньше всего мне хочется общаться с отцом и что-то у него просить. Возможно, позже.
Он пытался со мной поговорить, наладить отношения, а я не хотела.
Ничего больше не хотела. Особенно разговаривать.
Слово «нет» стало привычным в моем обиходе. Тем более, если ко мне приближались особи противоположного пола. Как отшибло. Нет интереса.
Жизнь сука постепенно вернулась в привычный ритм. Вернее, и не такой привычный. Решила взяться за учебу, которая вскоре стала отнимать все время. Про клубы, где раньше зависала, даже не думала. Мне нужно было что-то, что бы отвлекало.
