Валентина Мельникова - Стихийное бедствие
Максим глубоко вздохнул и еще сильнее прижался к ней. Боль неожиданно отступила, возможно, оттого, что рядом с ним была лучшая женщина на свете. Теплая, милая, сильная, красивая… Ксения, Ксюша… Удивительная и неповторимая… Его любовь… Его счастье…
Он снова впал в забытье, но это был уже скорее сон, чем обморок. Его разбудили какие-то голоса.
Сначала Максим не мог разобрать, откуда они доносятся и почему столь душераздирающи и пронзительны. Он лежал неподвижно, и казалось, что его руки и ноги опутаны паутиной, а сам он плавает в чем-то густом и неприятно липком. Поэтому он не мог сообразить: то ли еще спит и видит очередной кошмарный сон, то ли проснулся и слышит эти нервные крики наяву.
Он узнал этот звонкий женский голос, преобладающий над другими голосами — мужскими, которые, казалось, оправдывались или старались что-то объяснить.
Максим приоткрыл глаза. Сквозь мутную пелену, застилавшую все вокруг, он различил фигурку женщины. Она стояла перед двумя вооруженными солдатами, видимо часовыми, и пыталась в чем-то их убедить на русском языке. Кажется, она говорила, что они с Максимом — журналисты, и показывала удостоверение убитого оператора. Голос ее звучал угрожающе. Никто не смеет задерживать российских журналистов, иначе это приведет к большим неприятностям для Баджустана.
Но судьба родины, судя по всему, мало волновала вояк, а президент был слишком далеко, чтобы наказать их за те вольности, которые они допустили по отношению к русским. Поэтому их интерес базировался на самых примитивных земных потребностях. И когда Ксения предложила им в обмен на лекарства, бинты и воду свои золотые сережки, очень красивые и дорогие, один из них ответил, чего он хочет на самом деле. И хотя это прозвучало на дикой смеси русского и местного языков, он сопроводил свое предложение весьма выразительным жестом, а его напарник захохотал и непристойно выругался. Максим не сомневался, что Ксения догадалась об их намерениях. Уже по их тону и скабрезным ухмылкам можно было распознать, что требуют от нее солдаты.
Ксения замолчала, а он попытался перевернуться на бок и чуть не закричал от дикой боли, вмиг охватившей все тело… Он был беспомощен и ничего не мог поделать. Не мог спасти женщину от домогательств грязных ублюдков с перекошенными от вожделения физиономиями.
— Хорошо, — наконец сказала Ксения, абсолютно спокойно, не повышая голоса. — Принесите мне все, что я просила, и я…
— Ты что, свихнулась? — Забыв о боли, Максим вскочил на ноги, в три шага преодолел расстояние до Ксении и схватил ее в охапку. — Только через мой труп! — рявкнул он остолбеневшим от его неожиданной прыти охранникам и приказал:
— Марш отсюда, пока я не прибил вас, козлы вонючие!
— Максим, — взмолилась Ксения, — не трогай их! У них автоматы!
Но тот, казалось, не обратил на ее слова никакого внимания.
— Поняли, вы, уроды, сукины дети? — подступил он к солдатам. — Оставьте эту женщину в покое, иначе от вас мокрого места не останется, ублюдки!
Растерявшись от неожиданности, охранники отступили к двери. Максим сделал шаг в их сторону и увидел, что находится за дверями комнаты, где их с Ксенией держали в заточении. Там виднелась еще одна крохотная комната. В ней не было ничего, кроме большого письменного стола, а весь пол был усыпан бумагами. Так бывает при поспешном бегстве.
Разумеется, он мог бы отшвырнуть часовых и с Ксенией выскочить в соседнюю комнату. Но что дальше? Максим не знал, куда выходят те двери и сколько грязных голодранцев с автоматами наперевес поджидает их за ее стенами. Они не смогут убежать, пока он все не узнает. Он, конечно, уже догадался, где они находятся. Наверняка на российской военной базе. Но если их охраняют местные вояки, то дела обстоят хуже некуда…
— Ради бога, Максим, прошу тебя! — Голос Ксении, казалось, звенел от страха. — Они тебя пристрелят! Отойди, не связывайся!
Он окончательно пришел в себя и понял, что своим агрессивным поведением может спровоцировать новое избиение, которое ему уже не выдержать, или, того хуже, стрельбу. Солдаты отступили, но дула их автоматов смотрели в сторону узников, а пальцы лежали на спусковых крючках. Тогда Максим поднял руки вверх и попытался раздвинуть в улыбке разбитые губы. С трудом, но это ему удалось, хотя со стороны больше смахивало на жуткую гримасу.
— Хорошо, хорошо, больше не буду. — И отступил к стене.
Солдаты, не проронив ни слова, вышли из комнаты спиной вперед и захлопнули за собой двери.
Повернулся на два оборота ключ в замке, и все стихло.
Ксения проводила солдат настороженным взглядом и взглянула на Максима. Он смотрел на нее исподлобья, глаза сердито сверкали. Но Ксения первой пошла в атаку. Лицо ее покрылось красными пятнами от гнева. Она схватила Максима за остатки его рубахи и прошипела:
— Ты псих — так их провоцировать!
Но он тоже едва сдерживал себя от бешенства.
— Значит, я псих, а ты нет? Разумеется, ты ведешь себя абсолютно нормально! Предлагаешь себя этим вонючим подонкам!
— Что? Как ты смеешь? — взорвалась Ксения и оттолкнула его. — Да я…
— Что-нибудь придумала бы, чтобы выкрутиться?
Ты это хотела сказать? — Максим разъярился, и остановить его было не так-то просто.
— Я… я хотела… — Губы Ксении побелели. Она прижала ладони к щекам и вдруг зарыдала. Сквозь всхлипы Максим с трудом разобрал:
— Я думала, что ты умираешь. Мне стало наплевать, что будет дальше со мной… Я должна… Ты не мог… — Слезы потоком лились из ее глаз, оставляя влажные полосы на грязных щеках.
— Ч-черт, — только и сумел выдавить из себя Максим, вновь прижимая самую сумасшедшую из женщин к своей груди.
— Я хотела тебя спасти… — рыдала Ксения, и ее слезы катились теперь по его груди и животу.
— Ну хорошо, хорошо, успокойся.
Вся его ярость испарилась в мгновение ока. Максим обнял Ксению за плечи и притянул к себе. Она прижалась к нему, спрятала лицо на груди и зарыдала еще сильнее… Он же ласково гладил ее по спине, целовал в затылок — ждал, пока она успокоится.
Она была такой смелой все эти дни, такой сильной и мужественной… И он совсем забыл, что Ксения Остроумова прежде всего женщина — милая, хрупкая и, по сути своей, слабая женщина. Один Бог ведает, что она вытерпела, когда его приволокли сюда почти бездыханным. Ее душевные и физические силы были на исходе, а он, придурок, посмел орать на нее, оскорблять…
— Ксюша, радость моя. — Он прижался губами к ее волосам. — Прости меня, девочка, родная моя…
— О господи, сколько ты крови потерял, — продолжала она причитать, заливая слезами его рубашку и грудь, — сколько крови…
— Больше всего натекло из носа, — уточнил мрачно Максим.
