Ирина Степановская - Экзотические птицы
— Черт бы вас всех побрал! — устало выдохнул он. — Ведь умирать будешь, приползешь и сдохнешь у вас на пороге! Вот вы не открываете! — напоследок прокричал он в темноту. — А может, у меня острый аппендицит? Вот умру, и это будет на вашей совести!
— Не бойсь! Не помрешь сразу! — прозвучал из-за закрытой двери ответ.
— Чего это он там разорался? — спросила пожилая санитарка у фельдшерицы средних лет, обладательницы того самого металлического голоса. Обе дамы уютно расположились в кабинете фельдшера попить чайку.
— Да хрен его знает! Пьяный, наверное, — отозвалась в ответ фельдшер, причем голос у нее был теперь совершенно нормальный. — А главный врач приказал, кроме «скорой», никому дверь все равно не открывать! Так я и не открываю!
— Ой, напьются и ходют, и ходют! — в ответ закивала пожилая товарка. — Да и правильно главный врач приказал. Ты-то ведь не знаешь, что здесь два года назад было! Ты тогда еще не работала!
— А что? — заинтересовалась фельдшер.
— Да не дай Господи! Как вся больница-то уцелела! — с разгоревшимися от воспоминаний глазами стала шептать санитарка. — Ночью, вот так же, как сейчас, пробрались в больницу чеченцы да устроили стрельбу! Да перестреляли все отделение реанимации! И больных положили, и врачей! Вот до чего дело дошло, не приведи Господь! Как же можно по ночам-то теперь неизвестно кому двери открывать! И ни-ни! Не вздумай!
— А ведь он тоже сказал, — упавшим голосом произнесла фельдшер, — что ему в реанимацию надо! И вид у него, кажется, был нерусский! Чеченский был вид! И просился в реанимацию!
— Да ведь у нас с тех пор реанимации-то и нет! — зашептала санитарка. — Теперь ведь там интенсивная терапия. Приборов тьма, все за деньги!
— А чего ему тогда надо было? Может, в милицию позвонить? — предложила фельдшер.
— Давай лучше свет погасим. Пусть думает, что здесь никого нет! — выступила с предложением санитарка. — А чай попьем в моей комнате с другой стороны! А то еще возьмет да по окнам пульнет со злости, что его не пустили! Всего теперь от людей можно ожидать, — назидательно сказала она.
Фельдшерица вздохнула, собрала нехитрую снедь, чашки, чайник, и они перешли с санитаркой в другую комнату. Сели там, но чай уже остыл, и настроение было испорчено.
Ашот же несолоно хлебавши стоял в больничном дворе и уже жалел, что так опрометчиво не послушался Людмилу. Ноги у него гудели, утратив привычку ходить на дальние расстояния, желудок подсасывало от голода, в пакете парились деликатесы, в сумке позвякивали подарки, и, как назло, ни один частник не попадался ему на глаза.
«Надо позвонить Людмиле, — подумал Ашот. — Узнать, не пришел ли Аркадий домой, и выяснить все-таки, где он».
Ашот обвел глазами больничные корпуса, нашел взглядом окна своего бывшего отделения. Все они были черны, и только в одном горел тусклый свет, будто от настольной лампы.
«По виду все спокойно, — определил Ашот. — Когда что-то случается, свет горит ярко. Надо ехать к Людмиле».
Он побрел пустынными переулками между домами к метро, надеясь, что, выйдя на проспект, сумеет поймать машину. На углу одного из переулков Ашот увидел телефон-автомат. Он остановился, поставил на землю сумку, положил сверху на нее пакет и достал записную книжку, ибо не помнил наизусть номер телефона Аркадия. Кругом было темно, набирать номер и одновременно смотреть в книжку было неудобно, поэтому Ашот наклонился пониже, чтобы прочитать и запомнить номер. Шумная компания молодых парней вывернула к автомату со стороны двора.
— Ой, как мне надо позвонить! Срочно позвонить! — внезапно сказал один из парней, по возрасту самый старший, поравнявшись с Ашотом.
— Мужик, ты чё, не слышал! Дай позвонить! — тут же подхватил другой и протянул к записной книжке руку. Почему-то эта грязная рука с кривыми пальцами и обкусанными ногтями запомнилась Ашоту больше всего. Он с недоумением посмотрел на главного.
— Да не жилься, мужик, посмотрим и отдадим! — пообещал тот, вырвал у Ашота книжку и с размаху ударил его ногой. А та самая грязная рука с отвратительными ногтями заехала Ашоту прямо в лицо.
— Ах ты падла! — сказал Ашот и еще успел мгновенно подумать, как это он удачно и к месту выразился по-русски. Дальше думать ему уже было некогда, потому что пришлось отмахиваться от нападавших с утроенной силой. С утроенной, от того, что бьющих его парней было трое, четвертый тем временем, присев, рылся в его в сумке и в записной книжке, по-видимому, отыскивая деньги.
Ашот недаром когда-то, еще будучи школьником, занимался борьбой. Он и теперь был достаточно хорошо накачан. Маленький рост не вредил ему. Он подкатывался под противника и перебрасывал его через себя. Двое уже лежали. Теперь он боролся с третьим. Изловчившись и заломав ему руку, Ашот с удовлетворением заставил его согнуться от боли и стал, продолжая держать хулигана, разворачиваться, чтобы посмотреть, что делает последний. Тот же, оценив обстановку, вытащил из сумки Ашота тяжелую бутылку настоящего виски, предназначавшуюся в подарок Барашкову, и изо всей силы хватил его сзади по голове. Ашот рухнул на землю и потерял сознание. Парень, которому он заломил руку, пнул Ашота в живот и со словами: «Мотаем отсюда!» — схватив пакет и сумку, помчался во дворы. Ударивший бутылкой врезал Ашоту ногой по лицу. Еще двое, потихоньку пришедшие в себя, направились пошатываясь к Ашоту.
— Оставьте его! — сказал тот, что был постарше, увидев, как в одном из окон близлежащего дома зажегся свет и в конце улицы появился прохожий. Крепко выматерившись, они еще по разу ударили Ашота и перешли через дорогу назад во двор, где их на скамейке уже ждал первый, с жадностью пожирающий из пакета буженину и окорок, купленные Ашотом к праздничному столу. Куртка его спереди уже была обильно усыпана крошками съеденного в одиночку батона.
— Жалко, хлеба мало было! — сказал он, чавкая и запихивая в улыбающийся раззявленный рот разорванные прямо руками куски мяса.
— Ничего, и так сожрем! — отозвался второй, протягивая руку к пакету. Третий, согнувшись, ругался, выплевывая изо рта кровь и ощупывая языком шатающиеся зубы.
— Вы жрете, а мне этот чурка, гад, зубы выбил! — прошепелявил он и предложил: — Пошли добьем его!
— Сейчас пожрем и добьем! — отозвался второй и вытер отвратительной пятерней жирный рот. Виски они пили прямо из горлышка. Дно бутылки было вымазано кровью, но этого никто не заметил.
— Куда он денется-то! Менты два часа еще не приедут, даже если их кто и вызвал, — сказал первый и вытряхнул содержимое сумки Ашота на землю. — Подожди, давай посмотрим, что в сумке!
Упала во влажную грязь коробочка с парфюмерией для Людмилы, вывалился, раскрывшись кверху страницами, шикарный анатомический атлас для Барашкова. Поверх него упал вставленный в расписные кожаные ножны, оформленный как сувенир, но на самом деле настоящий мексиканский нож-мачете.
