Николай Климонтович - Дорога в Рим

— Отчего ты так смотришь? — спросила она тревожно, — что — я очень изменилась?

Это было не очень точное слово — изменилась. От нее не осталось ничего. Она была страшно худа, не ухожена, и особая синева на висках, особый рисунок впалых щек, чернота у глаз говорили, что, скорее всего, она скоро умрет.

— Нет, ты красива, как прежде, — сказал я, заставляя себя улыбнуться ей.

Она протянула мне руку, уронив букет на колени, но неловко, и розы посыпались на землю. Я взял ее пальцы, и она сунула мою ладонь себе под кофту. Она заставила меня сжать свою съёженную мягкую грудь, и мне пришлось наклониться к ней. От нее пахло сладкими, как подгнившая солома, как будто лежалыми духами. Она смотрела на меня очень прямо, не мигая, напряженно чего-то ждала, и татарские ее глаза были, как у святой. У нее на шее я заметил дешевый золоченый крестик.

Вдруг я почувствовал, что по моим пальцам течет какая-то влага. Я невольно отдернул руку и увидел, что вся моя ладонь была в липком женском молоке. Она опять победно и высокомерно улыбнулась. И произнесла с неожиданной твердостью: «Поцелуй меня». С содроганием я дотронулся губами до ее бесцветных высохших губ, и она с неожиданной силой правой рукой притянула меня к себе. Я успел увидеть, как ногти левой впились в зеленую кожуру бананов. С усилием оторвавшись от нее, я нагнулся, чтобы собрать цветы. Когда я распрямился, она сидела, откинувшись, прикрыв глаза. Было слышно, как мой водитель жмет на клаксон.

— Софи, — тихо позвал я, — Софи? Где ты?

август 1991 — март 1994