Ким Эдвардс - Дочь хранителя тайны
– Щедро, – сказал Ал.
– Еще бы.
– Мы могли бы его продать, – помолчав, задумчиво произнес Ал. – Уехали бы куда-нибудь…
– За него не много выручишь. – Мысль продать дом вообще не приходила Каролине в голову. – Да и куда мы поедем?
– Понятия не имею. Но ты ж меня знаешь, я всю жизнь в дороге. А сейчас просто думаю вслух. Перевариваю новость.
До сих пор Каролине было очень уютно, но сейчас ее вдруг охватила тревога. Кто он, спросила она себя, кто этот мужчина рядом, который приезжает в выходные и так привычно ложится в ее постель, а по утрам характерным движением поворачивает голову набок и легким похлопыванием наносит «Олд Спайс» на шею и подбородок? Что ей известно о его мечтах и тайных желаниях? Почти ничего, внезапно поняла она. Как и он мало что знает о ней.
– Так ты вообще против собственного жилья? – попробовала уяснить она.
– Не в том дело. Это очень благородно со стороны Доро.
– Но привязывает тебя к месту.
– Мне нравится возвращаться домой к тебе, Каролина. Нравится проезжать последний участок шоссе и знать, что вы с Фебой здесь, готовите ужин или возитесь в саду. Но то, на что решились Доро с Трейсом, тоже соблазнительно. Сорвались с насиженного места – и айда колесить по свету. По-моему, это здорово. Свобода.
– Такие порывы уже не для меня, – сказала Каролина, глядя на темный сад, на мозаику городских огней и темно-красную вывеску супермаркета «Фудленд», мерцающую сквозь плотную летнюю листву. – Я счастлива на своем месте. Ты скоро затоскуешь со мной.
– Скажешь тоже, ласточка. Как раз наоборот – потому-то нам и хорошо вместе.
Они посидели молча.
– Феба не любит перемен, – сказала Каролина. – Она с трудом привыкает к новому.
– И об этом нельзя забывать, – согласился Ал.
Он подумал мгновение и повернулся к ней:
– Но знаешь, Феба-то растет.
– Ей едва исполнилось тринадцать, – слегка удивилась Каролина, подумав о Фебе с котенком и о том, как легко она возвращается в детство.
– Вот именно, тринадцать. Она… как бы это сказать… начинает развиваться. Мне бывает неловко, когда я поднимаю ее, как сегодня.
– Ну так не поднимай, – отрезала Каролина, но сразу вспомнила бассейн, где они с Фебой были на этой неделе. Феба уплывала, возвращалась, хватала ее под водой, и к ее руке прижимались мягкие бугорки грудок.
– Не нужно сердиться, ласточка. Просто мы никогда не говорили о том, что с ней будет дальше. И что будет с нами, когда мы уйдем на пенсию, как Доро и Трейс. – Ал запнулся; Каролине показалось, что он подбирает слова. – Меня, например, привлекает мысль о путешествиях. А когда я представляю, что навечно засяду тут в доме, – ей-богу, наступает… как ее? клаустрофобия. И потом, что же Феба? Она всегда будет жить с нами?
– Не знаю, – устало выдохнула Каролина.
Она столько сражалась за Фебу с этим равнодушным миром. На сегодняшний момент проблемы были решены, за последний год или около того Каролина наконец немного успокоилась. Но как Феба будет жить, когда вырастет, где работать, по-прежнему неясно.
– Ал, дорогой, прошу тебя! Сегодня я не могу об этом думать.
Кресло качнулось – назад, вперед.
– Когда-нибудь все равно придется.
– Она еще ребенок. Что ты предлагаешь?
– Ничего я не предлагаю. Ты знаешь, я люблю Фебу. Но жизнь – штука непредсказуемая. Вдруг мы завтра умрем, и о ней некому будет заботиться. Или она сама потом этого не захочет. Я всего-навсего прошу тебя подумать: что дальше? Для чего ты копишь ее деньги? Это, так сказать, тема для обсуждения. Подумай. Разве тебе не хотелось бы изредка уезжать со мной? Хотя бы на выходные? Было бы здорово.
– Да, – тихо произнесла она. – Здорово.
Но уверенности в ее голосе не было. Каролина попыталась представить себе жизнь Ала в рейсах. Каждую ночь – другой город, новая комната, однообразная серая лента дороги. Его первый порыв – продать дом, сорваться с места, бродить по миру – чуточку испугал ее.
Ал кивнул, осушил свой бокал и приподнялся.
– Не уходи, – попросила она, касаясь его руки. – Мне надо с тобой кое о чем поговорить.
– Звучит серьезно, – сказал он, садясь обратно, и нервно хохотнул. – Надеюсь, ты не собираешься меня бросить? Как-никак наследство получила!
– Не говори глупостей. – Каролина вздохнула. – На прошлой неделе я получила письмо, – объяснила она. – Очень странное. Хочу обсудить его с тобой.
– От кого письмо?
– От отца Фебы.
Ал кивнул и скрестил на груди руки – молча. О письмах он, разумеется, знал. Они приходили уже много лет, с разными денежными суммами, но одинаковыми записками с единственной фразой: «Пожалуйста, сообщите свой адрес». Каролина на эту просьбу не отвечала, однако в первые годы рассказывала Дэвиду обо всем. Делилась чувствами, откровениями, как с близким другом. Со временем ее послания стали короче: фотография Фебы и в лучшем случае пара строчек. Каролина теперь жила такой насыщенной жизнью, что передать это на бумаге было просто невозможно, и она испытала настоящий шок, обнаружив в конверте длинное письмо от Дэвида, целых три страницы, исписанные его тесным почерком, – истинный крик души. Письмо начиналось с рассказа о Поле, его таланте и устремлениях, его гневе последних недель.
Какую страшную ошибку я совершил. Что я наделал, когда отдал Вам свою дочь; это ужасно, ужасно, и ничего нельзя изменить. Но, Каролина, я хочу встретиться с ней, хочу как-то загладить свою вину. Я хочу знать больше о Фебе и о том, как вы живете.
Ее растревожило то, о чем он писал, – Пол, подросток, играющий на гитаре и мечтающий о Джуллиарде; Нора с собственной фирмой; сам Дэвид, долгие годы хранившийся в памяти Каролины, как фотография в альбоме. Она почти воочию видела, как он склонялся над этим листом бумаги, пытаясь излить свою тоску и раскаяние. Она сунула письмо в ящик комода, словно для того, чтобы отгородиться от его влияния, но пронзительные слова преследовали ее каждую секунду прошедшей недели, несмотря на все заботы и волнения.
– Он хочет с ней повидаться, – проговорила Каролина, перебирая пальцами бахрому шали Доро, брошенной на подлокотнике кресла. – Хочет быть частью ее жизни.
– Гляди-ка, – отозвался Ал. – А парень-то смельчак. После стольких-то лет.
Каролина кивнула:
– И все же он отец.
– Кто же тогда я, хотелось бы знать?
– Ал, я тебя умоляю! Ты – отец, которого Феба знает и любит. Но ты не знаешь всего, Ал, не знаешь, как у меня оказалась Феба. И по-моему, пора тебе рассказать.
Он взял ее руку в свою.
– Ласточка… Я ведь не зря побывал в Лексингтоне после твоего отъезда. Побеседовал с той твоей дошлой соседкой и узнал много чего занятного. Образование у меня, может, и подкачало, но я ж не остолоп, два и два сложить могу. Примерно в то время, как ты уехала из города, у Дэвида Гёнри умер ребенок, девочка. Что там между вами произошло – совершенно неважно.
