Сладостное заточение - Нева Олтедж
В его интонации звучит вопрос, тот же самый, который я вижу в его темном, томном взгляде. Но он не озвучивает его, потому что знает, что спрашивать неправильно, пусть это явно разрывает его на части. Я ясно вижу знаки. Тиканье в его челюсти. Скованность его тела. Его нахмуренный лоб. И его быстрое, поверхностное дыхание.
— Я хочу, чтобы ты был моим первым, — шепчу я, позволяя ему услышать в моем голосе все, в чем я никогда не осмеливалась признаться.
Глаза Массимо расширяются. Восторг и тоска борются в их чернильных глубинах. Противоречивые эмоции искажают его лицо, но я вижу, как медленно побеждает надежда.
Он на грани того, чтобы сдаться. Поддаться этому неоспоримому притяжению между нами.
Моя ночная рубашка задирается на бедрах, когда я обхватываю его талию ногами и двигаю задницу вперед. Балансируя на краю стола, я позволяю его твердости коснуться моей киски. Он возбужден. Из-за меня.
Крепче обхватив его, я прижимаю его член к себе еще сильнее. Между моих ног в тот же миг скапливается влага.
— Неужели все так плохо? — спрашиваю я, проводя рукой по щетине на его подбородке.
— Блядь, ангел, — хрипит он. Его прикосновение покидает мое тело, а рука возвращается к своему двойнику на занавеске за моей спиной. — Ты же знаешь, что это так.
— Никто не узнает.
— Я не позволю тебе стать моим грязным маленьким секретом, Захара. — рычит он. — Ты заслуживаешь лучшего.
— Я заслуживаю сделать свой собственный выбор. — Я поднимаю лицо, и наши губы соприкасаются. — Пожалуйста, не заставляй меня умолять.
У каждого человека есть предел того, что он может вынести. Та грань, за которой здравая мысль наконец-то срывается, отправляя его в абсолютный бред. Очевидно, мой — это Захара, которая говорит "пожалуйста".
Раздается рвущийся звук, когда ткань в моем кулаке срывается с занавески и падает на пол. Я снова провожу рукой по ее бедру, потом еще раз по краю трусиков, скользя ладонью к жару Захары. Она втягивает воздух и, задыхаясь, обхватывает меня за шею. Я прижимаю пальцы к ее сладкому месту.
— Ты понятия не имеешь, что ты со мной делаешь, — шепчу я, поглаживая мягкий клочок ткани между ее бедер. Она вся мокрая. — То, что ты со мной делаешь с тех пор, как вышла из комнаты для посетителей. Прошло почти четыре года, а я все еще слышу звук этой чертовой двери. Она закрылась за тобой с такой силой, что мне показалось, будто тюремные решетки снова захлопнулись вокруг меня. Но в тот момент заперли не только мое тело. Мое чертово сердце тоже оказалось в заточении.
Я отодвигаю в сторону мокрую часть ее трусиков и глажу ее шелковистые складки. То, как она сжимает мои плечи, удерживаясь прямо на краю стола, чтобы дать мне больше доступа, сводит меня с ума. Не в силах устоять, мои губы касаются чувствительной области под ее ухом.
— Я поглощал каждое твое письмо. Они были моим спасательным кругом, но также и источником моего самого большого страха. Я боялся за тебя, детка. И я буду вечно ненавидеть себя за то, что поставил тебя в такое положение. За то, что отправил моего ангела в глубины волчьего логова. Я никогда не прощу себя за это.
— Это было мое решение. — Ее сердце трепещет под моим прикосновением, однако голос остается ровным. Решительным. — Мой выбор. Не смей умалять его, беря на себя ответственность за действия, которые были исключительно моими собственными. Ты не можешь отнять это у меня, Массимо.
— Такая коварная. Волк в овечьей шкуре. — Я хватаю ее нижнюю губу зубами и кусаю ее. — Ты понимаешь, какая ты невероятная, моя отважная маленькая волчица?
Она улыбается мне в губы.
— Я училась у лучших.
Еще раз слегка поглаживая ее киску, я прерываю поцелуй и встречаюсь с ней взглядом. Ее глаза цвета меда пристально смотрят на меня, приглашая утонуть в их глубине. Они сверкают так, словно в них собрались тысячи микрозвезд, и их тепло излучается через меня..
— Я хочу заняться с тобой любовью, Захара. Хочу узнать твое тело так же хорошо, как я узнал твой разум. Я изнываю от желания, ангел. Я изголодался по тебе, и для меня будет честью и самым большим желанием стать твоим первым.
И твоим единственным, — рычит извращенный голос в моей голове. Ты моя! Никто другой не смеет тронуть то, что мое!
Я отталкиваю этого негодяя и обхватываю лицо Захары руками.
— Я буду лизать и покусывать каждый сантиметр твоей кожи, если ты позволишь. Каждой лаской и каждым поцелуем я буду клеймить тебя как свою. Нет ничего в этом мире, чего бы я хотел больше, но мне нужно знать, что ты готова сделать это со мной.
Я прекрасно понимаю, что она стесняется своей кожи. Она никогда не говорила мне об этом, и все же я знаю, что ее беспокоит в этом вопросе. И я, пожалуй, лучше других могу понять, что иногда разум бежит, столкнувшись со страхом. Я могу до посинения говорить ей, что она самая великолепная из всех, кого я когда-либо видел, но она не поверит ни единому слову. Поэтому мне нужно показать ей это. Действиями я заставлю ее понять, как она прекрасна, как каждый ее дюйм — чертово совершенство.
Нижняя губа Захары дрожит.
— Я… я никогда не раздевалась перед мужчиной, Массимо. Или перед кем-либо еще, если уж на то пошло, очень давно. Я не уверена, что смогу это сделать.
— Все в порядке, детка. — Я тыкаюсь носом в ее нос. — Я просто поцелую тебя через ночнушку.
Ее глаза прикованы к моим рукам, когда я тянусь к пуговицам рубашки, которую она не сняла с меня. Расстегивая ее, я жду. Оценивая ее реакцию. Хотя она сама начала, я не хочу ничего предполагать.
— Мне продолжать?
— Да. — Дрожащий… нетерпеливый ответ.
Я киваю и заканчиваю расстегивать рубашку. Сбрасываю ее, чтобы она упала на пол. Затем подношу руку к поясу брюк. Жду.
— Все. Пожалуйста, — хрипло говорит она, закусывая нижнюю губу, пока ее взгляд скользит по моему телу.
По кусочку за раз я продолжаю раздеваться. Когда с меня снят последний лоскуток одежды, я встаю перед ней и позволяю ей рассмотреть себя. Ее глаза горят голодом. Она похожа на хищную охотницу, высматривающую свою добычу.
Это меня чертовски заводит.
Проходят минуты, а она все смотрит. Вбирая
