Только не|мы (СИ) - Игорь Толич

Потому сегодня я отказалась ехать в приют. Его забирал Андрис. А я страшилась не удержаться от истерики, которая теперь накрывала меня каждый раз после визитов Валдиса.

Находясь у самой кромки воды, щупая голыми пальцами ног сырой песок, уже давно очистившийся ото льда и снега, я вспоминала, как в январе была тут же с Габриелей и пыталась выкинуть ключ от дома, куда ходила единожды и больше не смогла — не смогла не только вернуться к его дверям, но и избавиться от ключа, открывающего их. Ключ до сих пор находился у меня, в сумке, в потайном кармане. Я не доставала его, не трогала его, старалась не помнить о нём, но всё равно помнила.

Я закрыла глаза.

Мысленно представила себе, как, наверное, изменился тот дом, настолько иначе выглядит теперь лес вокруг него, и, возможно, Тони заметил, что запасной ключ из-под вазы исчез. Что он почувствовал тогда? Надежду? Страх? Разочарование? Ждёт ли он теперь или всё же не ждёт?..

Я вздохнула и побрела к железнодорожной станции. Меня точно ждали в другом доме.

Придя, я застала весьма странную сцену: Андрис и Валдис сидели на полу гостиной, которую заливало весёлое солнце, но оба они не были веселы. Валдис по-прежнему сидел будто каменный. Андрис был хмур.

Я вошла в двери, увидела их и ужаснулась: оба худые и бледные как трости для слепых, они смотрели на чёрно-белую шахматную доску. Андрис что-то тихо бормотал. Домашняя рубашка повисла на костях, которые ещё недавно были его плечами. Он взял в руку белую пешку и сделал ход.

Валдис посмотрел на пешку, посмотрел на руки Андриса, и на его лице проскользнула какая-то эмоция. Кажется, это была злость. Он вдруг схватил доску за край и перевернул.

Андрис, не моргнув глазом, вернул доску в прежнее положении и стал заново расставлять фигуры.

— Если тебе нравятся играть белыми, — сказал он, — я не возражаю.

Словно тень, я заплыла в комнату. Никто не обратил внимания на моё появление, хотя Андрис, конечно, заметил и украдкой глянул на меня. Я села на кресло в углу, стала наблюдать.

Когда все шахматные фигуры заняли свои места, Андрис вновь заговорил:

— Выбери сторону, за которую будешь ходить. Если выберешь белые, то ты должен сделать первый ход.

Валдис дотронулся до края доски. Я думала, он собирается её опять перевернуть, но Валдис неожиданно стал крутить доску, чтобы приблизить к себе тот край, где стояла белая гвардия.

— Всё-таки белые? — спросил Андрис.

Ответа, конечно, не последовало, и Андрис жестом показал, что ожидает хода от Валдиса.

Прошла минута, две, пять.

Я была уверена, ничто не может измениться, они так и просидят до скончания веков друг перед другом, но Валдис не станет вступать в игру.

Но внезапно он взял в руки белую пешку и продвинул её вперёд на одну клетку, как до этого делал Андрис.

Я не поверила в то, что вижу. Такого не просто не могло произойти, но произошло на моих глазах.

Андрис тоже сделал ход и стал дожидаться нового действия с противоположной стороны. И снова минута, две, десять ничего не происходило. А по истечении этих десяти минут Валдис взял ту же пешку и подвинул её на клетку дальше.

Партия длилась до ночи. Уже звонили из приюта, волнуясь, почему Валдис до сих пор не вернулся. Я шёпотом объяснила ситуацию.

Мирзда, другая воспитательница, дежурившая в этот день, надолго замолчала, а потом произнесла:

— Привезите, как только сможете. Если заснёт у вас, тогда оставьте до утра. Отвлекать не надо.

— Хорошо, — согласилась я, благодарная и Мирзде, и Господу, и Андрису, и всему миру за то, что лёд, наконец, тронулся, а по слабости моей утраченная надежда всё-таки ожила.

Вскоре Валдис начал клевать носом. Несмотря на частую бессонницу, о которой упоминала Елена, новые впечатления измотали его нешуточно, и он заснул, облокотившись головой на диван и так не доиграв в шахматы.

Андрис отнёс его в гостевую комнату, в будущем планируемую стать детской. Там мы пока не делали никакой перестановки. Я суеверно боялась, что любая подготовка может помешать удачному развитию этого плана. Потому Валдис уснул на той же кровати, где когда-то спали мама София, Габриеля и Маркус. Валдис даже не заметил, как попал сюда. Я предложила подежурить у его кровати, чтобы он не испугался по пробуждении, но Андрис уверил меня, что этот мальчишка гораздо более стойкий, чем все о нём думают.

Наутро я первым делом заглянула к нему. Но Валдиса в постели не оказалось. Я потрогала ручку малой ванной комнаты — не заперто. Свет тоже не горел. Я уже запаниковала, но тут добрела до гостиной и поняла, что Валдис был здесь — он забрал свои карандаши и альбом, которые оставались на журнальном столике с ночи.

Пройдя дальше, я обнаружила, что дверь в кабинет Андриса приоткрыта, хотя сам Андрис ещё не вставал.

Конечно, он никогда не запрещал мне заходить в эту комнату, и я заходила, но только с тем, чтобы сделать там уборку — стереть пыль с книжных стеллажей, со стеклянной тумбы, где хранились пластинки, и с особой аккуратностью и тщательностью — с проигрывателя, который Андрис включал только в минуты уединения.

Здесь же находился синтезатор с несколькими рядами клавиш и старинное фортепьяно, переехавшее в эту квартиру в качестве семейной реликвии. На фортепьяно Андрис играл редко, а вот синтезатор раньше использовался часто, но в последнее время и он покрывался пылью. Должно быть, у Андриса просто не хватало на всё сил. Я старалась поддержать его, как умела: не тревожила, если он закрывался один в кабинете, поливала и подкармливала цветы на подоконнике, мыла полы, но делала всё это незаметно для него, чтобы каждая вещь оставалась на своём месте, потому что Андрис ревностно относился к созданному здесь порядку.

Оттого у меня перехватило дыхание, когда я поняла, что Валдис зашёл сюда без разрешения. С одной стороны, было счастьем осознавать, что он сам прогулялся по дому, сам нашёл то, что ему интересно, сам выбрал себе занятие. После его гипнотически парализованного состояния, которым он сотни часов испытывал на прочность мои нервы, я должна была возликовать.

Но, с другой стороны, теперь я переживала за мужа — как он отреагирует на то, что кто-то покусился на его святыню.

Я осторожно вошла в кабинет. Валдис сидел за столом и смотрел в открытую книгу. Рядом с ним лежали карандаши, линейка и альбом, но их он не