Когда развеются миражи - Оксана Хващевская
— Я не хочу возвращаться на виллу, — прошептала Юля, спустя какое-то время, которое для них остановилось. На столе все так же ровно мерцал огонек керосиновой лампы, на стенах и потолке залегли глубокие тени, и над крышей их убежища все так же мигали и сгорали звезды. Стало прохладно, и Ариан разжег огонь в очаге. Потрескивание поленьев было единственным, что нарушало тишину. Юля лежала в объятиях Старовойтова, кутаясь в колючий грубый шерстяной плед, но это было таким пустяком, по сравнению с теми чувствами, которые переполняли ее.
— Давай останемся здесь до утра? В темноте мы вряд ли отыщем дорогу к вилле. К тому же я не в силах сейчас расстаться с тобой, да, впрочем, и утром не смогу отпустить. По возвращении я все расскажу Аделине! Я не могу больше так жить, не хочу и дальше врать! Они ведь все и так поймут… — заговорил Ариан, обнимая и согревая девушку. — И с Матвеем я тоже поговорю.
— Я боюсь, Ариан, — прошептала Юля. — Так было уже однажды. Это какое-то дежавю. И мы снова украли у судьбы ночь. Я боюсь, что утром обстоятельства и обязательства снова будут сильнее нас.
— Нет, моя любимая подружка, дело не в обстоятельствах, тогда все тоже зависело от нас! И мы бы преодолели все трудности, предубеждения и осуждения, и были бы счастливы вместе. Сейчас счастье все так же возможно для нас. Я поговорю с ними обоими, и мы уедем. Я устал врать. Зачем все усложнять и оттягивать неизбежное? Все можно решить уже сейчас и улететь отсюда вдвоем!
— Куда? — спросила девушка, улыбаясь, закрывая глаза и прижимаясь щекой к плечу Ариана.
— Например, на Крит. На скалистом берегу одного из трех морей у нас есть небольшая белоснежная вилла, пока не поутихнут страсти, мы могли бы там пожить какое-то время! Ты была когда-нибудь в Греции?
— Нет. Но что же мы будем делать на Крите?
— Мы будем просто жить и любить. Мы будем счастливы и свободны! Юль, я серьезно, ты же знаешь, я сделаю все, чтобы улыбка никогда не исчезла с твоих губ. Исполню все твои желания, приложу все усилия, чтобы возместить потраченные впустую годы… Знаешь, — удобнее устроившись, Ариан крепче обхватил девушку руками, согревая и боясь отпустить. — Все эти годы мне хотелось уехать в Черногорию, снять домик у моря, открыть свой ресторанчик, самому готовить и встречать посетителей. Наблюдать, как солнце исчезает за линией горизонта, и по воде разливается расплавленное золото. Мне хотелось бы, зажигая свечи, наслаждаться музыкой и встречать рассвет на пустынном берегу. Мне хотелось бы разделить эту жизнь с тобой! — негромко говорил Старовойтов, а Юлька, как наяву, видела нарисованную им картинку, и в эти мгновения, не думая ни о чем, она бы все отдала, чтобы каким-то образом перенестись с Арианом на побережье и остаться в Черногории или на Крите навсегда. И не проходить через объяснения с Гончаровым, развод и прочие формальности.
— Мне тоже этого хотелось бы, Ариан! И я поеду с тобой, куда скажешь, хоть на Аляску! — отозвалась девушка. — С тобой я буду счастлива везде. Но все же правильнее будет, если ты поговоришь с Аделиной и решишь вопрос о разводе цивилизованно! Я настаиваю на этом. Ты не потеряешь меня, но я не знаю, как поведет себя Матвей. Он слишком много курит, пьет… Иногда я по-настоящему боюсь его. Нет, давай вернемся в Москву, там будем хотя бы на своей территории.
— Юль, ты же знаешь, что из Дели мы летим с Аделиной в Лондон, зачем все усложнять и затягивать? Мы и так упустили время, потратив его на людей, которых не любим. И ты сама сказала, Матвей неизвестно как может все это воспринять, я не прощу себе, если он причинит тебе боль. Я хочу быть рядом! — возразил Старовойтов.
— Я ничего не стану объяснять Матвею, просто дождусь твоего звонка, соберу вещи и улечу, оставив ему письмо! — ответила она.
— Но это ведь неправильно…
— Наверное, но в наших жизнях все так смешалось, понять, что правильно, а что нет, уже не представляется возможным. Неправильно жить с нелюбимыми, неправильно жить друг без друга, но также неправильно причинять боль людям, которым ты небезразличен. Как бы мы ни поступали, мы предавали себя или их, неважно. Пусть будет так. Я люблю тебя, Ариан! И буду ждать твоего звонка, а все остальное — условности.
Старовойтов ничего не ответил, просто сильнее прижал к себе девушку, коснувшись губами ее волос. Он не хотел ее отпускать, не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась, возможно, еще и потому, что интуитивно чувствовал, как только отпустит ее руку, потеряет навсегда.
Глава 19
Юля стояла на кухне у стола, выжимая апельсиновый сок, когда в глубине квартиры раздался телефонный звонок. Вздрогнув и отложив фрукт, девушка вышла из комнаты и увидела, как муж склоняется над аппаратом. Звонок оборвался, Матвей обернулся, пристально глядя на нее, а она опустила глаза, собираясь вернуться на кухню, но последующие за этим слова Гончарова пригвоздили ее к месту.
— Приветствую тебя, мой друг! — голос мужчины, прозвучавший в гнетущей, густой тишине, заставил Шарапову вздрогнуть.
Вот уже месяц тишина царила в их квартире. Она давила и ложилась на плечи непосильным грузом, сковывала, медленно убивала.
Девушка подняла глаза и встретила испытывающий взгляд мужа, чувствуя при этом, как гулко и быстро бьется сердце.
Звонил Старовойтов, который в аэропорту Дели сел на самолет до Лондона, не обменявшись с ней даже прощальным рукопожатием. Ариан, который перед отъездом обещал поговорить с женой и сразу же позвонить. Целый месяц Юлька ждала этого звонка, вздрагивала и хваталась за телефонную трубку. Но Старовойтов не звонил. Отчаяние захлестывало девушку, а за окном буйствовала весна.
Окончательно сдаться, сломаться она не позволяла себе, продолжая верить и ждать. Он не мог обмануть. Ариан никогда не поступил бы так подло. Кто угодно, но только не он. Шарапова знала, то, что произошло между ними, не было минутной слабостью. Он любил ее. И в этом Юля не сомневалась. Но что ж тогда случилось? Почему он молчал? Не звонил, не приезжал, превращая ее жизнь в мучительный кошмар.
Дальнейшая совместная жизнь с Матвеем была невозможна. Впрочем, он, кажется, и не настаивал на этом. Юле было невыносимо его присутствие и угрюмое молчание. Его тяжелый немигающий взгляд беспрестанно преследовал ее, и даже ночью,
