Черные розы - Саманта Кристи
Я смотрю на них, на моем лице написаны боль и непонимание.
– Когда она уходила от меня вчера, все было хорошо.
Брюс осторожно потирает правую руку, его взгляд затуманен ненавистью.
– Рассказала тебе об этом? А что тебе рассказывать? Ты же сам там был. Ты был одним из них.
– Одним из них? – Я смотрю на него, и мое сердце колотится так, что мне больно. – Одним из тех подонков, которые ее изнасиловали? О чем вы говорите? Мы с ней познакомились всего пару месяцев назад.
– Ты хочешь сказать, что наша дочь лжет? – Он выглядит так, словно хочет теперь ударить меня вместо двери.
– Нет, сэр. – Я выпрямляюсь и опираюсь о стену. – Но я думаю, что она перепутала, потому что у нас был… вернее, мы попытались… – Я пытаюсь избавиться от смущения в голосе. Нужно, чтобы они мне поверили. – Я знаю про ее кошмары, про лица, которые ей снятся. Может, после нашей ночи она решила, что я был одним из них.
– А может, это ты перепутал? – огрызается он. – Моя дочь не лжет, как не лжет и фотография.
– Фотография? – Я перевожу взгляд с одного из них на другого, мои глаза полны отчаяния и тревоги. – Какая фотография?
– Подожди здесь, – говорит Джен. Потом поворачивается к отцу Пайпер: – Не бей мальчика, Брюс. А то сломаешь себе и вторую руку.
Брюс кивает и внимает ее просьбе. Он смотрит на меня сверху вниз, пригвождая меня к стене разъяренным взглядом.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Джен наконец возвращается и протягивает мне фотографию. На фотографии Пайпер – юная и уверенная в себе. Ее длинные волосы цвета меда спадают гораздо ниже, чем сейчас. Она прекрасна.
Но тут я уверен, что зрение меня подводит, потому что на заднем плане я вижу себя.
– Ничего не понимаю, – говорю я, надеясь, что они видят отчаяние в моих глазах. – Я не был знаком с Пайпер до марта этого года. Я ее раньше даже не видел. Где была сделана эта фотография?
Глаза Джен выдают ее, в них видно сочувствие, хотя она вряд ли хочет, чтобы я его заметил. Она берет меня под локоть и заводит в дом. Она бросает на мужа предупреждающий взгляд и ведет меня на кухню. Я кладу фотографию на стол и беру стакан с водой, который она мне предлагает, я с радостью утоляю дикую жажду, вызванную гнетущим беспокойством.
– Что тебе известно о том вечере? – спрашивает она.
– Только то, что она мне рассказала, Джен. Пожалуйста, объясните мне, что здесь происходит.
Мучительная агония поднимается у меня изнутри.
– Где она?
Брюс берет стул, разворачивает его и садится на него верхом, положив руки на верхнюю перекладину.
– Позволь, я расскажу тебе одну историю, – говорит он, его голос звучит глубоко и хрипло, с ноткой смертельного спокойствия. – Жила-была одна шестнадцатилетняя девушка. Прекрасная, талантливая, общительная шестнадцатилетняя девушка, у которой была куча друзей. Она души не чаяла в племяннике и помогала сестре его растить, когда та была молодой и одинокой. Она была прекрасной дочерью, верной подругой и талантливой актрисой.
Его взгляд становится темным и отстраненным.
– И вот однажды вечером, за несколько недель до начала последнего класса школы, она пошла на вечеринку с несколькими друзьями из театра. Это была не ее обычная компания, но она была полна решимости поладить с кем угодно – с программистами, занудами, книжными червями, она не хотела навешивать ярлыки и вращаться только в одной компании. На вечеринке были футболисты, и некоторые ее подруги пытались произвести на них впечатление. На спор она выпила с футболистами несколько порций алкоголя.
Брюс делает паузу и придвигает фотографию поближе ко мне.
– Алкоголя, который ей дал ты и твои дружки. Алкоголя, в который были добавлены наркотики, чтобы вы могли сделать с ней все, что захотите.
Он бьет здоровым кулаком по столу рядом с фотографией.
Я пристально смотрю на нее. И словно видео в замедленном воспроизведении, в моей голове всплывают воспоминания об одной вечеринке в старших классах – и мой мир выдергивают из-под меня, как тряпку.
Тот смех. Ее маниакальный, смутно знакомый смех, от которого у меня мурашки побежали по коже пару недель назад. Я слышал этот смех той ночью. Теперь я вспомнил его с такой же ясностью, с какой сейчас вижу ужас на побледневшем лице Джен. Мне было семнадцать лет, и я был пьян. Не в стельку пьян, но все же я порядком набрался. Тренер Брейден надрал бы мне задницу, если бы узнал, что я пью незадолго до начала футбольного сезона. К тому времени – почти полтора года спустя после смерти родителей – он уже был для меня гораздо больше, чем тренер. Он был моей отцовской фигурой. Моим опекуном. Моим спасителем.
Друзья уговорили меня пойти на эту хваленую вечеринку – говорили, что она будет незабываемой. Лучшей вечеринкой этого лета. Она была в Нью-Йорке, в доме какого-то богатого паренька. Дом был просто огромным, и я помню, как бродил по длинным коридорам в поисках свободной ванной комнаты. Я проходил мимо приоткрытой двери – судя по звукам, раздававшимся изнутри, там была спальня. Сквозь щелочку в двери доносились хлопки, подбадривания и стоны удовольствия. Полутемная комната просто сочилась сексом. Мне было семнадцать лет. Ну разумеется, я туда заглянул. Вокруг кровати было несколько парней, я знал их ровно настолько, чтобы поблагодарить за то, что они налили мне пива из бочонка. На постели металась девушка, она поднимала бедра и издавала всевозможные сексуальные звуки – моему юному мозгу их хватило, чтобы фантазировать еще много дней.
– Здесь все в порядке? – спросил я.
Все повернулись ко мне. Несколько парней были раздражены, словно я собирался к ним присоединиться и отнять у них часть удовольствия. Девушка на постели, чье лицо было закрыто чьей-то голой задницей, поманила меня пальцем, приглашая присоединиться к ним.
– Спасибо, но нет, – сказал я, захлопнул дверь и пошел дальше искать ванную комнату.
Тогда-то я и услышал этот смех. Ее безумный сладострастный смех.
Это была Пайпер. Это она была той девушкой на постели.
Во второй раз за сегодняшний день я зажимаю голову коленями, чтобы желчь не поднималась
