Подсолнух - Ирина Воробей
Во втором магазине — крупном строительном гипермаркете — выбор красок был достаточно большой, но ни одна из них не подходила. Услуга компьютерной колеровки стоила денег, поэтому Татьяна от нее решила отказаться. Консультанты ничего дельного подсказать не смогли. Павлик просто ходил за ней по пятам, рассказывая неинтересные и непоследовательные истории из жизни, связанные с работой и примерно такими же заданиями, какое сейчас выполняла Татьяна. Из его историй она сделала только один полезный вывод, что ждать от него помощи не следует.
Третий магазин специализировался на красках. Обходительный менеджер по продажам целый час держал их у компьютера, показывал веера цветов от разных производителей, долго рассматривал брусок и сравнивал, наконец, предложил три наиболее подходящих варианта, но все они Татьяну не устроили.
В четвертом магазине повторилась та же история, что и в первом. Отчаявшись найти готовую банку с нужным оттенком, она решилась на самостоятельный эксперимент. Взяла по банке оранжевой и белой краски и брусок, чтобы вручную сколеровать необходимый цвет.
Павлик ликовал, когда они вышли из магазина. Уставшее лицо выдавало его утомление от скучного шоппинга.
— Аппетит не нагуляла? — спросил он, открывая перед девушкой переднюю пассажирскую дверь.
Татьяна благодарно кивнула и села в кресло, поставив пакет с красками между ног.
— До дома дотерплю, — ответила она, когда Павлик сел за руль.
Парень цокнул губами и завел мотор.
— Просто знаю ресторан хороший как раз по пути…
— У меня нет денег на ресторан, — перебила Татьяна, стараясь не смотреть в его сторону, чтобы случайно не встретиться глазами.
Неловкость сковывала ее невидимым жгутом. Видимо, подумав, что проблема решена, Павлик с воодушевленной улыбкой подхватил:
— Я угощаю!
— Нет, что ты! — опомнилась девушка, осознав, что дала не так себя понять. — Я, вообще, на диете сижу. И по ресторанам не хожу, потому что там неизвестно, что подают.
Она все-таки посмотрела на него и махнула рукой, придав себе немножко непринужденности.
— Я знаю ресторан, где подают только еду на пару, если хочешь, — не отчаивался Павлик, поглядывая то на дорогу, то на девушку.
Татьяна закатила глаза и нервно выдохнула. Ее бесило, что он не замечает намеков или делает вид, что не замечает, а прямым текстом отказывать ему она не желала, боясь нагрубить. В воздухе повисла тугая пауза. Парень ждал от Татьяны ответа, поглядывая с заискиванием. Она отворачивалась, кусая губы.
— Я не хочу, — не выдержала девушка через минуту и встретила опечаленно-недоумевающий взгляд.
Он сдвинул брови домиком. Татьяна смягчилась и добавила:
— Я устала. Отвези меня домой, пожалуйста.
— Как скажешь.
Парень пожал плечами и перестал на нее глядеть. Стало чуточку легче. Дальше они ехали в полной тишине. Вместо радио в торпедо зияла темная дыра. От зависшего молчания спасали только шумы города и дождя, бьющегося на скорости о стекла автомобиля. Мерный стук капель мысленно ограждал их друг от друга невидимой звуковой стеной. Каждый смотрел в свое окно.
За поворотом на ее улицу Павлик резко остановился, малость не доехав до адреса, и, не глуша мотор, выбежал под дождь. Татьяна проводила его озадаченным взглядом. Парень быстро потерялся за дверьми небольшого торгового центра, а через пять минут выбежал с букетом.
— Тебе для поднятия настроения, — сказал он самодовольно, протягивая букет из голубых гортензий.
Татьяна приоткрыла рот и подняла брови, теряясь в неловкости. Она не знала, как реагировать на такой спонтанный знак внимания. Ей было неудобно перед этой безосновательной добротой. Она ведь ничем не заслужила такое отношение, но парень, очевидно, старался. И не принимать букет показалось еще большей грубостью, чем принимать. Половина Павлика находилась на улице и мокла под дождем, а вторая широко улыбалась, обеими руками протягивая пышные гортензии, перевязанные голубой атласной ленточкой. Татьяна вздохнула и взяла их.
— Спасибо, — сказала она, хмуря брови.
— Я не знаю, какие цветы ты любишь, — говорил он запальчиво. — Взял на свой вкус. Если скажешь, в следующий раз подарю то, что тебе нравится. А? Розы? Орхидеи? Лилии?
Он снова улыбнулся и, пригнувшись, снизу заглянул Татьяне в глаза. Она их спрятала в боковом зеркале, забрызганном дождем. До Вадима ей никто никогда не дарил цветы. Она и не страдала по этому поводу. Просто не знала, какие цветы она любит, если любит их, вообще. Но, пожалуй, обрадовалась бы чуточку больше, если бы Павлик преподнес подсолнухи. Сердце снова сковала боль, потому что за подсолнухами вспомнилась Муравьева и ее спектакль.
— Не надо, — ответила девушка. — И сейчас тоже не надо было.
Радостное выражение парня резко сменилось на огорчение. Впервые в ее жизни ухажер оказался одновременно настолько настойчивым и непонятливым. Татьяна не знала, что нужно говорить и, главное, как. Ей не хотелось, чтобы он затаил обиду. Все-таки им приходилось пересекаться на работе. Но и донести хотелось четко, что ничего не выйдет. Сердце испытывало стресс, напряженно стуча. Мозг судорожно искал выход.
— Павлик, — начала она нерешительно, дав себе несколько секунд, чтобы собраться, — я… если ты… если я правильно тебя поняла…
Девушка снова замолчала. Слова как будто разбежались врассыпную от волнения. Раньше бы она и не подумала, что будет так переживать и с таким трудом объяснять человеку, что он ей не нравится. Она была уверена, это не сложно, ведь, казалось бы, без чувств к другому человеку нельзя страдать из-за него. Но на деле чужая искренняя симпатия и беспричинная доброжелательность вызывала жалость, пугала и обезоруживала.
— Павлик, — отважилась на вторую попытку Татьяна, мотая руками в воздухе, — прости, но если… если ты надеешься на что-то… то есть, если ты этим хотел показать, что я тебе нравлюсь… то извини… то есть не стоило… то есть ты мне не нравишься… если уж так…
Она зажмурилась на секунду и, наконец, осмелилась посмотреть парню в глаза. Павлик отвернулся, хватая руками все подряд: то руль, то переключатели фар, то рычаг коробки передач.
— Да нет, я… — начал он, но сам себя остановил.
Растрепав левой рукой волосы, парень глубоко вздохнул и выпрямился, а затем повернулся к ней и спросил.
— А почему?
Этого вопроса Татьяна боялась. «Зачем ему это знать? Что это даст?» — сокрушалась она
