Эдна Фербер - Вот тако-о-ой!
В каком-то смятении Дирк сказал себе: «Что же это такое, на ней ничего нет! Это безобразие! Она же совершенно голая» Он попытался взглянуть легко, критически, свободно как глядели на это голое женское тело все присутствующие.
После первого смущения ему это удалось. Класс рисовал натуру масляными красками.
Позировавшая была шатенкой с кожей, как бархат и лепестки розы. Позы, которые она принимала, были удивительно пластичны. Волосы у нее были завиты, как у барана, а нос являл образец вульгарности, но ее спина заставила бы Елену Прекрасную покраснеть от зависти, а груди походили на комки снега с красневшими кораллами сосков. Через двадцать минут Дирк уже вовсю заинтересовался тонами, оттенками, линиями этого обнаженного тела. Он слушал объяснения преподавателя и добросовестно старался решить сам, какая тень должна быть на животе модели – синяя или коричневая. Даже ему при всей неопытности, не могло не броситься в глаза, что работы Даллас были написаны несравненно талантливее, нежели у всех остальных вокруг. На этих полотнах под кожей чувствовались мускулы кровь и кости, чувствовалось отличное знание анатомии.
Картина, которую она писала для Кредитного общества Великих Озер, с учетом не зависящей в данном случае от художника условности темы, поражала манерой исполнения, техникой, смелостью кисти Дирк, рассматривая ее работу, думал, что она права, желая быть портретисткой. Но, увы, это разрушало его надежды. Он бы хотел…
Был уже двенадцатый час, когда они вышли из Института искусств и остановились на минутку на ступенях его широкой лестницы, глядя на лежащий перед ними город. Даллас молчала. Умолк вдруг и Дирк, захваченный красотой этой ночи. Направо от них небо казалось пурпурным, а белые башни Раглея на этом фоне – розовыми. Это электрические лампы рекламы создавали такое освещение. Попеременно вспыхивали сначала белые огромные буквы:
ПРОДАЖА
Затем темнота, и вы ждете помимо воли и глядите в темноту, не отрывая глаз. Вот вспыхивают красные буквы:
ПО КУРСУ
Снова тьма. Затем еще более крупные буквы, соединение обоих цветов: белого и красного – и просто ослепительное сверкание, в котором на миг выплывают из тьмы улица, небо, башни здания:
СОХРАНЯЙТЕ СВОИ ДЕНЬГИ
Прямо перед ними – Адам-стрит, словно арка Венеции, под которой темный канал асфальта. Цепи огней по обе стороны этого канала. В полутьме все принимало фантастические очертания, создавало очаровательное зрелище. Дирку вдруг пришло в голову, что девушка, стоявшая рядом с ним, чем-то напоминает Чикаго, этот город, в котором смешались величие, пышность с убожеством, мишура с подлинными драгоценностями, красота с безобразием.
– Как красиво, – сказала наконец Даллас.
Медленный вздох.
Она была частью всего того, что их окружало.
– Да. – Дирк чувствовал себя зрителем, пришельцем из чуждого мира. – Не голодны ли вы? Хотите съесть сандвич?
– Я умираю с голоду.
Они пили кофе с сандвичами в какой-то всю ночь открытой закусочной, потому что Даллас заявила, что ее физиономия чересчур измазана для ресторана, а возвращаться, для того чтобы умыть ее, она не хотела.
В эту ночь она была еще дружелюбнее, чем обычно, немного утомлена, не так независима и уверена, как днем. У нее появился какой-то новый отпечаток беспомощности, усталости, и это разбудило в Дирке всю нежность, на какую он был способен. Ее улыбка окутывала его теплым дыханием счастья до тех пор, пока он не заметил, что Даллас с такой же улыбкой обратилась к орудовавшему у их стола с блестящим никелевым кофейником молодому лакею, говоря, что кофе у них здесь великолепный.
Глава девятнадцатая
Вещи, прежде занимавшие Дирка, казавшиеся главным интересом существования, теперь как-то потеряли свою значимость. Люди, которые были и интересны и желанны, внезапно стали так безразличны. Игры, которыми он увлекался, теперь казались глупейшим времяпрепровождением. Он смотрел теперь на все мудрыми, влюбленными в красоту глазами Даллас О'Мары. Странно, что он не замечал, как много общего в отношении к жизни у этой девушки с его матерью. За последние годы мать часто раздражала его позицией, которую она заняла по отношению ко всем его богатым и могущественным друзьям, к их образу жизни, играм, развлечениям, их привычкам и манерам. Его коробил, в свою очередь, тот образ жизни, который она вела. В редкие визиты на ферму ему приходилось скрывать раздражение, когда он на кухне, или в гостиной, или на крыльце наталкивался на какую-нибудь оборванную женщину с выпавшими или обломанными зубами, в комичных башмаках и с трагическими глазами. Посетительница пила кофе жадными глотками и рассказывала хозяйке о своих горестях. От этих жалких представительниц прекрасного пола шел такой противный запах мятных капель, пота и привычной неряшливой нищеты!
– И ни на грош работы у него не было с самого ноября.
– Что вы говорите! Как это ужасно!
Старый Ог Гемпель, выезжая по делам в окрестности города, иногда навещал Селину. Тогда Дирк заставал обоих – мать и гостя – за дружеской беседой, и оба дружелюбно посмеивались над чем-то. Дирк знал по опыту, что там уж речь идет о чем-нибудь, касающемся жителей Северного побережья.
Сколько лет прошло с тех пор, как Селина спрашивала с интересом: «А какой у них был обед, Дирк?»
Иногда Селина смеялась, как девочка, над вещами, которые Дирк принимал весьма серьезно. Например, охота на лисиц. Обитатели Лэйк-Фореста держали своры собак, и охота с ними на лисиц была самым модным развлечением, считалась хорошим тоном. Дирк выучился верховой езде и ездил очень неплохо. Некий англичанин, капитан Стокс-Битти, посвятил все Северное побережье в тайны охоты на лисиц. Капитан был высокий молодой человек с кривыми ногами, несколько лошадиной физиономией и сдержанными манерами. Красивая мисс Фэрнгэм, по-видимому, была предназначена ему в жены. Паула устроила завтрак и охоту в Штормвуде, и охота прошла очень удачно, хотя американцы еще не освоились вполне со всеми приемами. Меню завтрака было на английский лад. Дамы были прелестно одеты, но чувствовали себя в своих охотничьих костюмах чуточку неловко и несвободно, как молодая девушка в своем первом декольтированном бальном платье Большинство мужчин ощущали скованность в надетых на них костюмах; один только капитан носил свой красиво и непринужденно. Лисица, привезенная с юга в клетке специально для этой охоты, жалкое и довольно забитое на вид животное, вместо того чтоб умчаться и искать себе убежище в лесу, когда ее выпустили, спокойно уселась посреди поля. И когда охота окончилась и зверь был убит, у всех осталось чувство вины, как если бы они умертвили таракана.
