Нам нельзя - Лана Мейер
— Ты для кого такая красивая, Снегурка? Так быстро нарядилась и укладку сделала? — и это, черт подери, первое, что он мне говорит. Топнув каблуком по асфальту, я вооружаюсь сумкой и подбегаю к Максиму, замахиваясь на него со всей дури.
Слезы застревают в горле, а потом прорываются бесконечным водопадом, вместе с инстинктивными движениями рук. Со стороны это выглядит так, словно зайчишка пытается избить медведя своим пушистым хвостиком, но я все равно даю волю чувствам, пока не понимаю, что плачу уже в кольце из его рук, крепко прильнув к груди Максима.
Он согревает меня мгновенно, и вот я уже не чувствую прохладного Московского ветра.
Максим
— Ну все, все, успокойся, Саш, — сжимаю ее обеими руками. Наверное, излишне крепко, но во мне сейчас столько всего кипит, что контроль улетает к черту. Хотя, кому я вру, он улетел еще в тот момент, когда я выцепил ее стройную фигурку в разношерстной безликой толпе и залип, едва не задохнувшись от переизбытка бушующих эмоций. За месяцы вдали от нее они не утихли, а затаились глубоко в сердце, куда я их загнал, окружив несокрушимым барьером. Я мнил себя сильным, решительным и стойким, настоящим мужиком, а не сопливым пацаном, подыхающим от неразделённой, на хер никому не сдавшейся любви.
Как бы не так. Все предохранители вышибло, стоило узнать ее хрупкий силуэт в летящем летнем платье. Увидел еще издалека. Она не шла, а парила над землей, бежала ко мне… Снегурка моя. Красивая, хрупкая, обалденная девочка. Какой же я дебил. Глупо все вышло. По-дурацки нелепо. Неправильно. Я же… блядь, я и есть сопливый идиот, упёртый ревнивый пацан, не сумевший побороть собственную гордость.
И как мне говорить с ней после того, как облажался по полной программе? Как объяснить? Как снова заставить поверить, когда отступился в самом начале наших отношений. Гребаный максимализм. Что мне стоило позвонить ей раньше? Выяснить всё? Мне ли не знать, что для правильных поступков тоже есть свой лимит времени?
Снова вру… Знал я все и понимал, но был непробиваемо уверен, что ей ничего не нужно. Ни от меня, ни со мной, и тупо боялся в очередной раз обломаться.
Черт, я же до последнего убеждал себя, что она не придет. И у меня нет никакого четкого плана, ни заготовленной речи и колбасит так, что все мысли в голове скачут как оголтелые. Как только первый шок прошел, я начал импровизировать. Остановил мимо пролетающего мальчишку и выторговал у него на пять минут скейт и кепку. Помирать так с музыкой. Если даже Сашка пошлет меня куда подальше, то хотя бы не забудет нашу фееричную последнюю встречу.
А теперь вижу ее слезы, слышу тихие всхлипывания, ощущаю рваное биение сердца и чувствую адский стыд за свою глупую клоунаду и тупой подкол по поводу ее внешнего вида. Но Сашке, кажется, все равно. Она нерешительно обнимает меня, трогательно жмется щекой к груди, и я снова в хлам. Только Саша умеет меня так раскатать, при этом не сказав ни слова.
— Ты — дурак, Макс, — шмыгает носом на моем плече, пока я как одуревший жадно вдыхаю запах ее волос, зарываюсь лицом в темные шелковистые локоны и улыбаюсь, как полный кретин. Если счастье имеет аромат, то я абсолютно точно вдыхаю сейчас именно его.
Ну, привет, Снегурка. И плевать, что за окном жаркий июль. Она всегда будет ассоциироваться у меня с новогодними сказками, заснеженным Сочи и предвкушением волшебства.
— Да понял уже, Саш, — каюсь я, но говорим мы, похоже, о разных вещах.
— Если бы выкинул кулон моей матери, я бы тебя из-под земли достала… и… и… — она задыхается от возмущения, не в силах подобрать слова.
— Я думал, ты мне так обрадовалась, а у тебя снова меркантильный интерес, — провожу носом по ее виску, бесцеремонно опуская руки на задницу. Изголодался дико по ней, сам не догадывался насколько, пока ни прикоснулся. Завожусь с пол-оборота, до одури хочу, до красных пятен перед глазами.
— Снова? Снова? — вспыхивает Сашка, запрокидывая голову. Опомнившись, отталкивает меня от себя, не забыв ударить ладошками по груди. — Да ты… Да ты…
— Дядя, время вышло. Верни, что взял, — вклинивается между нами малец, о котором я успел забыть. Сашка осекается, в недоумении глядя то на меня, то на насупившегося мальчугана. Я отдаю ему кепку и скейт, пихаю в смуглую ладонь тысячную купюру.
— Это премия за ожидание. — подмигиваю парню, и тот, счастливый, уносится к поджидающим его приятелям.
— Ты зачем ему деньги дал? — поджав губы, строго спрашивает Саша. Ну началось. Снова этот учительский тон.
— Тебе жалко, что ли? Пусть пацан конфет купит.
— Каких конфет?! Ему лет тринадцать!
— Ну девочку в кафе сводит, — пожимаю плечами, не видя в своем поступке никакой проблемы. — Я, знаешь, как мечтал тебя куда-нибудь сводить в свои тринадцать.
— Макс, не начинай, — она с укоризной качает головой, словно я ляпнул очередную глупость.
— Пойдешь? — пытливо смотрю в ее глаза, и на этот раз мы оба понимаем, о чем речь.
— Я только что оттуда, — нахмурившись, признается Саша.
Теперь мрачнею я. С головы до ног окидываю ее оценивающим взглядом. Похоже, своей первой репликой я попал в точку. Наряжалась моя Снегурка не для меня.
— Со свидания с мужем вырвал? — она молчит, но ситуация и так ясна как день. — Ну, извини, — голос звучит предательски низко.
— Не с мужем. С Олегом я развелась, — отвечает Саша.
Я застываю, глядя на нее во все глаза. Не врет. Да и какой смысл ей лгать? Но облегчения от этого понимания нет. Потому что свидание, судя по всему, было, и я действительно его сорвал.
— Держи, кстати, — сунув руку в задний карман джинсов, достаю ее цепочку с кулоном и кладу в раскрытую ладонь. — Прости, что не вернул раньше. — Выдавливаю через силу.
В груди щемит, горло обжигает сухой летний воздух. Как же так, сука? Опять у нее какой-то мужик, а я, как придурок, с этим скейтом… Ей, может, совсем другое нужно. Цветы, ресторан, красивые ухаживания, романтика и чтобы всё, как в кино.
— Прощаю. Думаю, тебе было не до этого… всего, — на ее лице проскальзывает искреннее сочувствие. — Я сожалею по поводу твоего отца, Макс. Если бы мне раньше сказали, то я…
— Я не писал тебе никаких смс, — набрав полные легкие воздуха, перебиваю Снегурку на полуслове. — И ни в каком клубе с девками я тогда не был, и про твой звонок мать мне тоже ничего не сказала.
— Знаю, — она медленно кивает, убирая цепочку в
