Ночь падающих звезд. Три женщины - Дорис Яннауш
— Ты тозе упала с леснисы? — вопросил он и решительно потянул с нее одеяло.
Тина, которая было задремала, открыла глаза и повернулась к малышу.
— Нет, я просто ночью почти босиком прошла под холодным дождем полгорода — был получен ответ.
Симон понял.
— А сесас у тебя насмолк?
— Да, что-то вроде этого.
— У меня тозе был насмолк. А мама меня вылисила! А у тебя нет мамы, котолая тебя лесит?
Нет, к сожалению — Тина уже улыбалась. До чего же забавен этот малыш!
— Симон, оставь, пожалуйста, тетю Тину в покое и подойди сюда! — вмешалась Герда.
Симон подчинился: в конце концов разговор о насморке не так уж интересен.
Как раз в это время Гарди обнаружил педаль, с помощью которой можно менять высоту кровати.
— Что это? — спросил он, и Рики, который уже однажды познакомился с больницей из-за воспаления гланд, объяснил брату:
— Если будешь на нее нажимать — пум! пум! туда-сюда, как папа, когда надувает лодку, — тогда кровать поднимается и доктор может заглянуть тебе в рот, даже не наклоняясь.
— Господи, только не вздумайте сейчас меня поднимать и опускать, — простонала Герда.
— Само собой — не будем тебя поднимать, с чего ты взяла?
Ну что там еще… Герда вздохнула и, наконец, уделила внимание Бернду:
— Твоя мать придет к нам, чтобы присмотреть за ребятами, пока я здесь?
— Она сама болеет. Ей пора в отпуск. — В его взгляде появилось еще больше печали, еще больше упрека.
— Твоя мать вечно больна, если от нее что-то нужно?
— Не забудь, ей все-таки уже шестьдесят. В таком возрасте, сама понимаешь, многого не потребуешь. Тем более иметь дело с нашими сорванцами, которые не очень-то усидчивы и послушны.
— А я чувствую себя иногда так, будто мне сто двадцать, но ты тем не менее требуешь от меня гораздо большего! — Герда уже не скрывала своего раздражения.
Вот этого-то больше всего и боялся Бернд. Сейчас она просто размажет его и выставит виновником всего и вся. В первую очередь, этого самого. Как будто она в этом не соучаствовала. Таблетки, видите ль, ей не нравились; свои циклы по методу Кнауса-Огино — не соблюдала. А теперь ищет крайнего!
— Собственно я и оказалась здесь оттого, что ты все время доказываешь мне свою мужскую силу, не забудь это, голубчик, — шипела она. — Если ты думаешь, что здесь просто бесплатный отдых, как на этих… как их… Балеарах, то ты глубоко заблуждаешься!
Она набрала побольше воздуха, хотела разразиться новой тирадой, как вдруг услышала тихие звуки «п-фф»… «п-фф»… и обернулась.
— Боже! Гарди, не делай этого. — И вскочила, словно ужаленная тарантулом.
Гарди смотрел на мать с самым невинным видом.
— Почему нельзя поднять ее кровать? Она ведь все равно спит и ничего не видит.
— Эта женщина не спит. Ей сегодня утром делали операцию, и она еще под наркозом. Кроме того, она лежит под капельницей. И вообще здесь не детская площадка. — Герда вновь повернулась к Бернду. — Ради Бога, возьми детей и отведи их домой. Или иди с ними есть мороженое. Я, действительно, рада, что вы пришли, но такие нагрузки уже чересчур.
Заметно обрадованный, Бернд быстро собрал свое воинство, которое уже — все трое — почему-то висело на подоконнике и плющило носы о стекло.
— А почему нельзя открыть окно? — спрашивал Рики в безуспешной попытке найти для этой цели какой-нибудь рычаг или ручку.
— Чтобы больные не прыгали из окон, — объяснила Герда, тяжко вздохнув.
Бернд хлопнул в ладоши.
— Итак, ребятки, пора хоп-хоп. Вы слышали: ваша мамочка неважно себя чувствует. Мы едем домой!
Они тут же послушались, стайкой собрались у Гердиной кровати, как самые послушные дети. Поцеловали на прощание маму и под водительством папы покинули палату.
В дверях Бернд обернулся, чтобы услышать напутствие Герды:
— У тебя будет много возни с ребятами, так что не надо меня навещать. Если иногда позвоните, мне будет достаточно — буду знать, что дома обо мне думают.
— Ну, как считаешь… — отозвался Бернд, и Тине впервые показалось, что в его голосе прозвучала некая дружелюбная нотка. — Итак, скорейшего выздоровления! — Он кивнул Герде и захлопнул за собой дверь.
— Ну дает! — Тина тряхнула головой одновременно с досадой и восхищением. — И как ты его нашла?
Герда обессиленно уронила голову на подушку.
— Знаешь, он всегда такой. А когда-то… когда-то он даже любил меня. — Она слабо улыбнулась и посмотрела на Тину долгим, задумчивым взглядом. — Знаешь, о чем я тебя давно уже хотела спросить?
— Не знаю, но ты сейчас и сама скажешь, — усмехнулась та.
— Как могла взрослая женщина быть такой дурой, чтобы при такой погоде, под дождем, да еще босиком шататься по городу? Может, ты просто смерти искала? Или что-то еще?
— Чепуху говоришь! Нашла самоубийцу. Совсем наоборот, мне еще здорово хотелось бы пожить. Но это мой свояк… — Она запнулась… — Словом, все так по-дурному вышло, что не хочется и вспоминать…
— Вот-вот… — Герда заложила руки под голову и закатила очи. — Господи! Мужики — это ж такое племя!.. У меня их четыре штуки дома. Сыта по горло…
Тина не удержалась от смеха.
— Бедная, бедная Герда!
Дверь резко распахнулась, и в палату важно вступил доктор Фляйшер со свитой.
— Распрекрасного вам доброго утра, мои дорогие дамы! Ну-с, как наши дела?
Он обходил их одну за другой. А его подопечные, приподнявшись на кроватях, не проявляли при этом особого воодушевления.
— Первые лечебные меры уже подействовали, — съехидничала Тина. — Было бы еще распрекраснее, если бы вы меня выписали!
— Выписать?! Так-так… — Он бегло взглянул на ее больничный листок. — А вот ваш анализ крови говорит совсем о другом.
Знаете, фрау Шёнлес, как мы поступаем с чересчур нетерпеливыми пациентками?
— Не имею понятия.
— По утрам мы им вводим лошадиные дозы снотворного — чтобы спали и спали, а не рассуждали.
— Ах, вот оно что! — в тон его шутке съязвила Тина. — Это, конечно, классный метод. Теперь понимаю, почему у вас такая фамилия! [51]
Врач рассмеялся и обратился к Герде:
— Ну, как у вас с утра?
— Спасибочки! — ответствовала та и даже попыталась улыбнуться, что ей, впрочем, не удалось. И со слезами на глазах добавила: — Я слышала, можно что-то сделать… Ну чтоб от этого избавиться. Хотелось бы с вами поговорить.
На мгновение в
