Напоминание о нем - Колин Гувер

Я встала на колени, прижалась лицом к стеклу и увидела, что же я сделала с тобой. Это было ужасное осознание – не важно, насколько ты любишь кого-то, ты все равно можешь сделать с ним нечто неописуемое.

По мне как будто пошла волна самой сильной, невыносимой боли, какую только можно вообразить. Я утонула в ней. Она началась в голове и прокатилась по всему телу, до кончиков пальцев. Я скорчилась, и застонала, и завыла, и, когда снова вернулась к машине, чтобы снова коснуться твоей руки, там не было ничего. В запястье не было пульса. В ладони не слышалось сердцебиения. В пальцах не было тепла.

Я закричала. Я так сильно кричала, что вообще перестала слышать другие звуки.

А потом впала в панику. Это единственный способ описать то, что со мной произошло.

Я не могла найти ни один из наших телефонов, так что я просто побежала в сторону шоссе. Чем дальше я уходила, тем больше теряла ориентацию. Я не могла понять, было ли реальностью то, что произошло, или же то, что происходит сейчас. Я бежала по шоссе в одной туфле. Я видела сама себя, как будто была где-то впереди и бежала навстречу самой себе, и при этом, будто в кошмаре, не двигаясь, оставалась на месте.

Потом я долго не могла вспомнить не саму аварию, а вот этот момент. Ту часть ночи, которая утонула в выбросе адреналина и истерике, которые бурлили во мне. Я издавала звуки, на которые, казалось бы, не была способна.

Я не могла дышать, потому что ты умер, а как же я могла дышать, если в тебе нет воздуха? Это было одно из худших пережитых мной ощущений, и я упала на колени и долго кричала в темноту.

Я не знаю, сколько времени провела на обочине дороги. Мимо меня проезжали машины, мои руки все еще были в твоей крови, я была напугана, сердита и постоянно видела перед собой лицо твоей матери. Я убила тебя, и все теперь будут тосковать по тебе, а тебя не будет, чтобы показать всем, как они важны и ценны, и это я во всем виновата, и я просто хотела умереть.

Мне было наплевать на все остальное.

Я просто хотела умереть.

Думаю, где-то около одиннадцати вечера я выскочила на шоссе, и какой-то машине пришлось вильнуть в сторону, чтобы не задеть меня. Я пыталась сделать это трижды, с тремя разными машинами, но ни одна из них не задела меня, и все они только злились, что я бегаю в темноте по шоссе. Они гудели мне и орали на меня, но никто не избавил меня от моего несчастья, и никто не помог мне. Я прошла уже, наверное, пару километров и не знала, как далеко я от дома, но подумала, что если попаду туда, то могу выйти со своего балкона на четвертом этаже. Потому что это единственное, о чем я могла в тот момент думать. Я хотела быть с тобой, но у меня в голове ты больше не был зажат под машиной, попавшей в аварию. Ты был где-то еще, летал там вокруг в темноте, и я собиралась присоединиться к тебе, потому что иначе какой же смысл? Ты был моим единственным смыслом.

И с каждой проходящей секундой я начала уменьшаться, пока не стала невидимой.

И это последнее, что я помню. Дальше начинается долгая полоса ничего между тем, как я оставила тебя, и тем, что я поняла, что оставила тебя.

Часы.

Твоим родным сказали, что я вернулась домой и заснула, но это было не совсем так. Я почти уверена, что потеряла сознание от шока, потому что, когда следующим утром полиция начала стучать в мою спальню и я открыла глаза, я лежала на полу. Я заметила там, на полу, небольшую лужицу крови возле моей головы. Должно быть, падая, я ушиблась, но у меня не было времени разбираться в этом, потому что в мою комнату зашли полицейские, и один из них схватил меня за руку и поднял на ноги.

И тогда я видела свою комнату в последний раз.

Я помню, как моя соседка Кларисса смотрела на меня в ужасе. Не потому, что она боялась за меня. Она боялась за себя. Как будто она все это время жила с убийцей и понятия об этом не имела. Ее приятель, чье имя мы никак не могли запомнить, то ли Джейсон, то ли Джексон, то ли Джастин, утешал ее, как будто я разрушила ей жизнь.

Я едва не извинилась перед ней, но не могла собраться с мыслями и связать их с голосом. У меня были вопросы, я ничего не понимала, от слабости плохо себя чувствовала. Но самым сильным из всех чувств, переполнявших меня в тот момент, было осознание одиночества.

Тогда я еще не знала, что это чувство станет постоянным. Вечным. Когда меня посадили на заднее сиденье полицейской машины, я понимала, что моя жизнь достигла своего пика, когда я была с тобой, и больше ничего из того, что произойдет потом, значения не имеет.

Было до тебя, и было с тобой. Почему-то я не могла подумать о том, что будет после тебя.

Но оно было, и я оказалась в нем.

И буду теперь в нем всегда.

Письмо не кончилось, но у меня пересохло в горле, и нервы были на взводе, и я боялась, что же теперь Леджер думает обо мне. Он так сжимал руль, что костяшки пальцев совсем побелели.

Я взяла бутылку с водой и сделала большой глоток. Леджер уже проехал всю дорогу, ведущую к дому, и, остановившись возле него, остановил машину и оперся локтем о свою дверь. Не глядя на меня, он проговорил:

– Дальше.

У меня начали дрожать руки. Я не знала, смогу ли продолжать чтение, не заплакав, но, думаю, ему было все равно, даже если бы я читала сквозь слезы. Я сделала еще глоток и начала читать следующую часть.

Дорогой Скотти.

В комнате для допросов все это выглядело вот так.

Они: Сколько вы выпили?

Я: Молчание.

Они: Кто отвез вас домой после аварии?

Я: Молчание.

Они: Принимали ли вы какие-нибудь запрещенные вещества?

Я: Молчание.

Они: Обратились ли вы за помощью?

Я: Молчание.

Они: Вы знали, что он был еще жив, когда вы покинули место аварии?

Я: Молчание.