Её несносный студент - Виктория Победа
— Я ответа не слышу, — буквально выплюнув последнюю фразу, Волков начинает надвигаться на Олю, а мне это не нравится, совсем не нравится, потому что быть беде, и я буду тому причиной. Я уже видела этот взгляд бешеный, источающий ярость. В прошлом году видела, когда, стоя в кабинете русского языка и литературы, смотрела Егору в глаза и нагло врала.
Вот только мне он бы не навредил, я это знала, подсознательно чувствовала, а Павловне вполне может.
Оля, глупая женщина, конечно, но ее и так уже жизнь наказала, злобой этой, завистью черной. Не от хорошей жизни же она ядом плюется. А мне скандалы не нужны, это внимание лишнее совершенно ни к чему. Достаточно того, что Павловна теперь в курсе наших с Егором особых отношений. И меня это, конечно, огорчает, и в какой-то степени пугает, а новость о родственной связи Егора и ректора нашего вовсе в ужас приводит, но я беру себя в руки, потому что только я из нас троих на это сейчас способна.
Мне нужно успокоить Егора, необходимо просто. Я судорожно обдумываю имеющиеся у меня возможности. Силой я его не остановлю, и уговоры никакие не помогут. Может поцеловать? Отбрасываю это нелепую идею. Не поможет.
А потом внезапно осознаю, что нужно делать.
— Шикарно, — произношу, глядя в глаза застывшей на месте Оле.
— Что? — она хлопает глазами, очевидно меня не понимая.
— Я говорю шикарно прыгать на члене ректорского внука, — повторяю, медленно выговаривая каждое слово.
Я действительно это произнесла? Вслух?
Даже Волков, притормаживает и останавливается, явно удивленный моим неожиданным выпадом.
— Это охренеть как приятно, Олечка, и горячо, тебе в подробностях рассказать, как я каждую ночь под ним кричу и умоляю не останавливаться, или сама фантазию включишь и додумаешь?
— Я… — Оля хлопает глазами, явно не ожидая от меня чего-то подобного.
Да чего уж, я и сама от себя не ожидала, и Егор, кажется, тоже. Его обескуражено-восхищённый взгляд, направленный на меня придает сил. И я, конечно, понимаю, что плохо это — убогих и поверженных соперников добивать, но знаю, что просто надо, потому что иначе никак.
— Не завидуй, Олечка, глядишь и в твоей жизни все наладится, как только перестанешь строить планы, которым не суждено сбыться. Найди уже себе хоть немного способного мужика, подобреешь может.
Она молчит, сверлит меня пропитанным ненавистью взглядом, но молчит, и я уверенна, не будь рядом Волкова, эта гадина бы мне в лицо своими когтями вцепилась. И ей, конечно, ее беспомощное состояние совершенно не нравится, потому что дамочка она у нас языкастая и последнее слово оставлять привыкла за собой. Тихие мыши вроде меня ей обычно не перечат, больше игнорируют.
— Александровна, иди в кабинет, — отмерев, Егор обращается ко мне. Голос у него обманчиво спокойный.
Я качаю головой, не желая оставлять его наедине с этой змеей подколодной, вполне серьезно опасаясь за ее здоровье.
— Ксюш.
— Нет, я…
— Зайди, пожалуйста, в кабинет, мы просто побеседуем.
— Ладно, — выдыхаю тихо, понимая, что он ведь все равно по-своему сделает.
Нехотя выполняю его просьбу, захожу в пустой кабинет и закрываю за собой дверь. Прижимаюсь к ней спиной и прикрываю глаза. О том, чтобы что-то подслушать и речи не идет. В ушах грохочет собственный пульс, кажется, еще чуть-чуть и сердце выпрыгнет из груди. Как я вообще все это допустила?
Знала, ведь знала же, что нужно быть осторожнее, осмотрительнее, не поддаваться эмоциям и в любой ситуации сохранять ясность рассудка. Повторяла себе бесконечно, что здравый смысл должен быть на первом месте.
И что в итоге?
Таю в руках наглого мальчишки, плавлюсь под его пристальным, пожирающим меня взглядом, схожу с ума от одного лишь голоса и с придыханием произнесенного: «Александровна». И даже теперь, когда, казалось бы, стоит задуматься о будущем моем преподавательском, когда карьера и репутация находятся на грани фола, я думаю о нас с Волковым.
Дура, нет, какая все-таки дура.
Я даже не знаю, сколько вот так стою, прижавшись к двери, и думаю о том, что делать дальше, просто в какой-то момент тишину нарушает стук в эту самую дверь, а следом дергается ручка. Я отхожу в сторону, от греха подальше, и в следующую же секунду, старенькая деревянная дверь распахивается настежь и передо мной предстает Волков.
Взгляд совершено бешеный, грудь тяжело вздымается, руки сжаты в кулаки. Он входит, молча прикрывая за собой дверь, и также молча двигается на меня, словно зверь, загнавший в тупик добычу.
— Я надеюсь, твои тараканы еще не успели наворотить дел?
Я не успеваю понять, в какой момент оказываюсь заключенной в его объятия. На суровом лице Егора появляется мягкая улыбка, взгляд меняется, светлеет.
Ответить я не успеваю, мне просто затыкают рот привычным и весьма действенным способом. Наверное, я слабая женщина, потому что нельзя вот так просто расплываться лужицей, а именно это я и делаю. Ни о каком сопротивлении и речи быть не может, мы оба это знаем. Я просто целую Волкова в ответ, совершенно наплевав на то, где мы находимся, на то, что кто-то может нас застукать.
— Все нормально? — первым разорвав поцелуй, Егор заглядывает мне в глаза.
— Ты не говорил, что являешься внуком нашего ректора.
— Ты и не спрашивала, — замечает вполне справедливо, — да и в конце концов могла догадаться.
Могла.
Конечно, могла, и должна была провести параллели, сделать выводы. Он так просто заявился к нас в университет посреди семестра, так просто влился в учебный процесс, без каких-либо дополнительных для себя требований. Впрочем, его отец не последний человек в этом городе, так что ничего удивительного. А фамилия… фамилия не больно-то редкая. Да и перевод Волкова никакого ажиотажа не вызвал. Перевелся и перевелся.
— Ксюш, ну ты чего? Испугалась что ли?
— Нет.
Я не
