Николас Спаркс - С первого взгляда
— С ним все будет в порядке. Но мы никогда не перестанем волноваться. Родители всегда волнуются.
— И обо мне? — спросил Джереми.
Отец притянул его ближе.
— Обо всех вас. Всегда. Иногда говоришь себе: вот, они растут, и ты перестанешь беспокоиться. Но это не так.
Джереми вспомнил об отце, когда заглянул к Клэр, борясь с желанием прижать девочку к себе и отогнать все кошмары. Она уже час как заснула, и он знал, что вскоре снова вскочит с криком. Он видел, как во сне легко поднимается и опускается ее грудка.
Джереми как всегда, задумался об этих кошмарах, он гадал какие образы возникают в сознании девочки. Как и все Клэр менялась необычайно быстро, осваивала речь и невербальное общение, у нее развивалась координация, она училасьнормам поведения и узнавала правила жизни. Поскольку она еще слишком мало знала о мире, чтобы обзавестись кошмарами, которые мучают взрослых, Джереми предположил, что либо плод ее не по возрасту развитого воображения, либо попытка сознания разобраться в сложности всего происходящего. Но каким образом кошмары проявляются в ее снах? Она видит чудовищ? За ней гонится нечто жуткое? Джереми не знал и не мог даже предположить. Разум ребенка — загадка.
Иногда он думал, что сам отчасти виноват. Осознает ли это, что она отличается от других детей? Понимает ли, что в парке он — единственный отец в толпе женщин, которые приводят малышей поиграть? Но Джереми знал, что его вины здесь нет. Ничьей нет. Это, как он частенько себе напоминал себе, результат трагедии, в которой не повинен никто. И однажды он расскажет Клэр о собственных кошмарах.
Местом действия в них всегда была больница. И Джереми понимал, что это не просто сны.
* * *Он осторожно подошел к шкафу и открыл дверцу, Сняв с вешалки куртку, оглядел комнату и вспомнил, как удивилась Лекси, когда увидела отремонтированную им детскую.
Как и сама Клэр, комната изменилась с тех пор. Теперь она была выкрашена в пастельные желто-лиловые тона, на обоях резвились маленькие ангелочки в кружевных платьицах. Клэр помогала отцу выбирать обои и наблюдала затем, как он их клеит.
Над ее кроваткой висело то, что Джереми считал самым ценным в доме. Когда Клэр была еще маленькой, отец попросил сделать несколько десятков черно-белых фотографий с близкого расстояния. Некоторые снимки изображали ее руки, другие — ноги, третьи — глаза, уши, нос. Джереми склеил два больших коллажа; когда он смотрел на них, то вспоминал, какой крошечной казалась Клэр, когда он держал ее на руках.
В течение нескольких недель, последовавших зарождением ребенка, Дорис и мать Джереми действовали вместе, чтобы помочь ему и девочке. Мать приехала погостить и преподать сыну азы родительского искусства — как менять подгузник, до какой температуры подогревать молоко, как давать лекарство, чтобы Клэр его не выплюнула. Для Дорис кормление ребенка было своего рода терапией, она могла часами баюкать правнучку. Мать Джереми чувствовала себя обязанной помогать Дорис по мере сил, и иногда, поздно вечером, он слышал, как женщины тихонько разговаривают на кухне. Порой Дорис плакала, а его мама шептала ей слова утешения.
Они все больше привязывались друг к другу, и, хотя обеим было нелегко, женщины не давали Джереми погрузиться в отчаяние. Они позволяли ему оставаться наедине с собой, части брали на себя заботу о Клэр, но в то же время настаивали, чтобы Джереми выполнял свои обязанности вне зависимости от того, насколько он страдает. Обе неустанно напоминали, что он отец и в ответе за Клэр. Здесь они выступали единым фронтом.
Понемногу Джереми научился заботиться о ребенке, и со временем скорбь начала медленно отступать. Если раньше она переполняла его с минуты пробуждения и до поздней ночи, то теперь Джереми временами забывал о своем горе, потому что был поглощен воспитанием дочери. Но когда мать собралась уезжать, он запаниковал при мысли о том, что теперь останется один. Она повторила свои наставления десятки раз, уверила сына, что ему стоит лишь позвонить, если возникнут какие-нибудь вопросы. Мать напомнила, что Дорис рядом и что он вдобавок всегда может посоветоваться с врачом, если возникнут проблемы.
Джереми помнил, как спокойно она говорила, но все равно он умолял ее погостить еще немного.
— Не могу, — ответила мать. — И потом, я считаю, что тебе пора этим заняться. Клэр полностью зависит от тебя. Когда он впервые остался на ночь один с Клэр, то вставал посмотреть на дочку не менее десяти раз. Она спала в колыбельке рядом с его кроватью. На столике лежал фонарик — Джереми светил, чтобы удостовериться, что девочка дышит. Когда малютка просыпалась с плачем, он кормил ее, утром искупал и страшно перепугался, когда увидел, как она дрожит. Чтобы одеть ребенка, ушло куда больше времени, чем он предполагал. Джереми уложил Клэр на одеяло в гостиной и смотрел на нее, пока пил кофе. Он надеялся заняться делами, когда она заснет, но не смог, и так раз за разом. В течение всего первого месяца Джереми даже не смог проверить электронную почту.
Недели шли за неделями, и он наконец приладился. Работа теперь перемежалась сменой подгузников, кормлением, купанием и визитами к врачу. Джереми возил Клэр на прививки и позвонил педиатру, потому что ее ножка оставалась вспухшей и красной несколько часов спустя. Он сажал девочку в детское креслице и брал с собой, когда ехал за покупками или в церковь. Прежде чем он стал это осознавать, Клэр научилась улыбаться и смеяться, она часто тянулась ручонкой к его лицу. Джереми мог часами смотреть на нее, точно так же как она рассматривала его. Он сделал сотни фотографий дочери и запечатлел на пленку тот момент, когда малютка отпустила опору и сделала свой первый шаг.
Дни рождения и праздники приходили и уходили, Клэр росла, и ее характер проявлялся все отчетливее. В младенчестве она носила только розовое, потом голубое, а теперь, в четыре года, фиолетовое. Клэр любила раскрашивать картинки, но терпеть не могла рисовать. На рукаве ее любимой куртки была изображена путешественница Дора — героиня мультика, — и Клэр выбирала эту курточку, даже когда светило солнце. Она сама одевалась, не считая шнурков, и знала почти все буквы алфавита. Коллекция ее диснеевских мультфильмов занимала большую часть стойки возле телевизора, и после ванной Джереми читал дочери три-четыре сказки, а затем они вместе преклоняли колени, чтобы произнести молитву.
В его жизни была радость, но была и рутина, и само время играло с ним странные шутки. Оно как будто летело стремглав, когда Джереми уходил из дому — поэтому он вечно опаздывал, — зато он нередко играл с дочерью в куклы или раскрашивал картинки, как ему казалось, часами, а затем понимал, что на самом деле прошло пять-десять минут. Порой он чувствовал, что должен заняться чем-то еще, но когда Джереми размышлял об этом, то сознавал, что у него нет никакого желания что-либо менять.
