Елена Свиридова - Мой вечный странник
Амбросимов, строгий и элегантный, бросил презрительный взгляд на Костю Астахова, потом подошел к Валерию и тихо спросил:
— Как Лариса Александровна?
— Плохо, Захар Эдуардович, — ответил Валерий.
— Да, не ожидал, что все именно так обернется, — вздохнул Амбросимов. — А какие прогнозы насчет ее состояния?
— Трудно сказать. Вы лучше поговорите с врачом, — ответил Валерий уклончиво.
— Конечно, так я и сделаю. Это очень важно. Я рассчитывал, что мы возобновим съемки фильма через несколько дней. Я беседовал с Ларисой, она тоже не возражала.
— И ей стало плохо именно после вашей беседы! — возмущенно воскликнула Вика.
— Не надо, милая, — прошептал Валерий, сжимая ее руку, и снова обратился к Амбросимову: — Боюсь, о съемках пока не может быть и речи, во всяком случае, в ближайшее время.
— Очень жаль, — произнес Амбросимов, оставив без внимания выпад Вики. — Кто бы мог подумать, что все так закончится.
— Ничего еще не закончилось! — снова вмешалась Вика.
— Что вы имеете в виду? — Амбросимов поглядел на нее с еле уловимой усмешкой.
— То, что все только начинается. Все закончится, когда найдут убийцу.
— К сожалению, даже если его найдут, в чем я совсем не уверен, Артема это нам не вернет, — произнес Амбросимов без всякой усмешки с искренней горечью в голосе. — Валерий, я хотел бы переговорить с вами как с продюсером о финансовой стороне фильма.
— Пока я еще не продюсер, а только консультант, но я к вашим услугам.
— Давайте встретимся завтра. Я не хочу надолго откладывать наш разговор, это очень важно.
— Что ж, давайте завтра.
Заиграла траурная музыка. Все замерли в ожидании. Потом один из чиновников произнес краткую дежурную речь перед закрытым гробом, заваленным свежими цветами. Снова заиграла музыка, сквозь звуки ее прорывались рыдания женщин, гроб стали медленно опускать в могилу. Когда все было закончено, скорбная толпа неторопливо двинулась к воротам. Ее стали осаждать журналисты, сумевшие пробиться поближе. Один молоденький корреспондент пытался брать интервью прямо на ходу, подбегая к каждой из известных личностей и направляя на нее телекамеру.
— Почему не было никакой гражданской панихиды? — спрашивал он у одного.
— Почему не открыли гроб? — задавал он вопрос другому.
Его отгоняли охранники, он возмущался, кричал:
— В нашей стране царит беззаконие! Свобода слова, свобода печати — только ложь и обман!
К Валерию Ермолаеву подбежала высокая худая журналистка с диктофоном.
— Правда ли, что Артем Сосновский собирался баллотироваться в мэры Москвы?
— Мне ничего об этом не известно, — сухо ответил он.
— Почему на похоронах не присутствует его жена? — спросила другая журналистка, молодая, энергичная, с небольшой видеокамерой в руках.
— Она нездорова и не может присутствовать.
— А чем она больна? — не унималась журналистка.
Рядом с Валерием появилась Вика и, глядя прямо в объектив камеры, громко спросила:
— А у вас часто на глазах убивали мужей? И вы, наверное, после этого чувствовали себя прекрасно?
— Но речь не обо мне, — стушевалась девушка. — Я просто веду репортаж. И я вообще не замужем.
Ее оттеснили.
— А я слышал, что он хотел выдвинуть свою кандидатуру на пост президента, — заявил еще один корреспондент, обращаясь к пожилому чиновнику из Министерства внутренних дел. — Как вы можете это откомментировать?
— Пусть комментирует тот, от кого вы об этом слышали.
— Но мне не говорил это кто-то конкретный, просто я знаю, что ходят такие разговоры.
— Вот и занимайтесь слухами, — парировал чиновник.
— Вы считаете, что это было заказное убийство? — донимали расспросами следователя Стручкова.
— Скажите, а убийцу нашли?
— Вам удалось установить, кто его нанял?
— Проводится расследование. Когда мы будем располагать достаточной информацией, мы сообщим об этом, — уклончиво отвечал тот.
— Каковы мотивы убийства?
— Правда, что Сосновского убрали его политические конкуренты? Или это очередная мафиозная разборка?
— Вам все сообщат, когда будет возможно, — Стручков устало отмахнулся рукой от журналистов.
— Все ясно. Значит, вы ни на шаг не продвинулись! Следствие, как обычно, зашло в тупик, а преступник разгуливает на свободе! — выкрикнула молоденькая корреспондентка.
Не отвечая на дальнейшие расспросы и не обращая больше внимания на представителей прессы, Стручков присоединился к похоронной процессии, все направились к машинам и быстро покинули кладбище.
Спустя еще два дня Лариса очнулась в странном помещении среди светлых стен, на них висели какие-то картины. Большие окна, через которые проступал слабый свет, были задернуты полупрозрачными шторами. Где-то совсем тихо играла музыка, и звуки ее доносились словно издалека. Голова была тяжелой, будто чугунной, в висках что-то равномерно постукивало. Звуки музыки сливались со стуком метронома в висках… Кажется, это уже было когда-то… или вчера… Стук метронома напоминал о чем-то неуловимом, ускользающем, но как Лариса ни напрягала память, она не могла ухватиться за нить воспоминаний. Это мучило и раздражало ее. И еще очень хотелось пить.
Лариса попыталась приподняться в постели, но почувствовала невыносимую слабость. Что же это такое? Наверное, она вчера слишком много выпила, поэтому ей так плохо. Какое-то дурацкое похмелье, даже память отшибло. Где же это она? Почему не дома? Как попала сюда? И как выбраться отсюда, если нет сил даже голову оторвать от подушки? Почему такая большая комната и прозрачные занавески на окнах? А за занавесками что-то странное, словно окна расчерчены на клетки. Вдруг она поняла, что окна зарешечены, она видит прутья решеток, проступающие сквозь занавески. Решетки во все окна, большие, чугунные, как ее голова. И тут ее осенила страшная догадка. Если она не дома, если на окнах решетки, значит, ей отсюда не выбраться. Значит, она в тюрьме!
Но за что ее посадили в тюрьму? Что она такого сделала? Разве ока совершила преступление? Но раз она в тюрьме, то, наверное, совершила. Почему же она ничего не помнит и почему так болит голова? Какое отвратительное состояние… Надо вспомнить, что же такое было. Может быть, она напилась и что-то ужасное натворила? За это ее поместили в большую тюремную камеру с решетками на окнах. Надо все-таки попробовать встать и посмотреть, что там, за этими решетками. В каком она городе… или не в городе? А если в лесу, то это даже лучше. Из тюрьмы надо бежать, обязательно надо бежать, через лес, там будет труднее ее схватить… Но почему тюрьма, почему лес и что это вообще за бред? Нет, надо постараться хорошенько вспомнить все, что с ней произошло.
