Мейвис Чик - Любовник тетушки Маргарет
Прижав руку к груди, она заверила:
— Я, конечно, не хочу знать всех подробностей… — Хотя явно хотела. Поэтому, пока варила кофе, я рассказала ей все.
— Ну, и что вы решили? — спросила она, отхлебывая.
— Не иметь других партнеров.
Молчание.
— И?
— Больше ничего. Это все. Тогда не нужно будет беспокоиться о презервативах.
— И это все, что ты можешь сказать? А как насчет будущего?
— Ох, Верити! Будущее само о себе позаботится.
Подругу это не удовлетворило. И совершенно не понравилось. Я решила ее развеселить:
— Слушай, давай я расскажу тебе о том безумном отеле, в котором мы останавливались. Это что-то запредельное!
С запавшими от страданий глазами она мало напоминала женщину, которую интересует запредельное, но я проявила настойчивость.
Верити посмотрела на часы, было почти одиннадцать.
— Как ты думаешь, я уже могу позволить себе стаканчик бренди? — перебила она. — Что-то мне нехорошо.
Я налила ей бренди и даже выпила вместе с ней, хотя для столь раннего часа это был ощутимый удар по организму. Когда она ушла, на прощание одарив меня взглядом, исполненным того великодушия, которое рождает лишь истинный, а потому не часто посещающий нас альтруизм, я отправилась в ванную.
Верити снова сидела у Маргарет на кухне и размышляла над тем, где она допустила ошибку. Вот подруга продемонстрировала ей яркий пример того, как правильно строить отношения с самого начала. А сама она бесславно провалилась. Марк ведь, в сущности, не был дурным человеком. Ну, флиртовал с другими женщинами, ну, иногда забывал ей позвонить и не появлялся дольше, чем следовало, когда был ей нужен, по, в конце концов, это была целиком ее вина. Целиком и полностью ее вина. Теперь ей это стало ясно. А Маргарет так спокойна, так уверена в себе. Верити стало стыдно — вот так бы и размозжила сама себе голову кирпичом. Маргарет, поняв, что подруга нуждается в поддержке, начала ее утешать.
Мастерская изменилась. С моего прошлого посещения прошло всего две недели, а порядка стало гораздо больше. Наконец-то образцы рам представлены должным образом: аккуратно развешены на стене за прилавком, над каждым — ценник. Сам прилавок расширен минимум на фут с каждого края — я давно хотела это сделать, но так и не собралась — теперь на нем можно развернуть полноформатный постер так, чтобы края не свешивались. Это более профессионально. Открытый стеллаж за прилавком, где мы с Джоан, бывало, кофейничали, рассевшись, как две курицы-несушки, наконец закончен. Я начала его строить еще года три назад — в приливе желания модернизировать все вокруг. Перемены меня и радовали, и немного уязвляли. Единственный доступный взору глаз Джоан светился гордостью.
— Ты здесь хорошо потрудилась, — похвалила я.
— Да, мы с Рэгом работали каждый день после закрытия. Он выполнял все столярные работы, а я доводила. Неплохо получилось, правда? И знаете, это оказалось гораздо приятнее, чем обдирать руки в кровь, стараясь удержать мужчину при себе. — Он сделала мах, уже обоими светящимися гордостью глазами осмотрела плоды своих рук и добавила: — И уж точно больше шансов на успех. А Спитери-младший окончательно нас покинул. — Этим фактом она явно тоже была довольна. — Так что теперь здесь все действительно держится только на нас.
Из своей каморки выглянул Рэг. Быстро оценил взглядом цвет моих волос и нырнул обратно.
— Дай ему Бог здоровья, — благодарно кивнула в сторону каморки Джоан. Неужели это была та самая девушка, которая еще недавно, прикрывая рот грязной рукой, шепотом делилась со мной подозрениями, будто Рэг — лунатик-эксгибиционист? — А вы чем-нибудь занимаетесь? Или наслаждаетесь свободой? — поинтересовалась она.
Я почуяла подвох и вступила в борьбу с собственной совестью. С одной стороны, у меня были обязательства перед мастерской. С другой — мы с Оксфордом планировали на ближайшие месяцы массу всяких путешествий и развлечений. Но совесть вонзила-таки в меня свой острый шип и одержала победу.
— Ты хочешь, чтобы я иногда приходила тебе помогать?
Если я ожидала изъявлений благодарности, то меня подстерегало разочарование.
— Нет, что вы! Мы прекрасно справляемся сами. Честное слово.
Итак, я отнесла домой свое оказавшееся никому не нужным и получившее заслуженный урок великодушие и провалялась весь день перед телевизором — то есть предалась самому расточительному и нездоровому занятию, какое только можно себе представить: пустой трате времени Пагубность подобного времяпрепровождения становится особенно очевидной, когда, задремав, просыпаешься через несколько часов и тебе кажется, что ты попал в преисподнюю, потому что два разодетых, как попугаи, молодых существа неопределенного пола с тошнотворными ужимками скачут перед тобой на квадратном экране, приглашая петь вместе с ними несусветную чушь: «Если ты счастлив и знаешь это, хлопай в ладоши…»
ЧАСТЬ II
Глава 1
После отъезда Маргарет и ее мальчика-любовника, как Джилл мысленно его теперь называла, она обнаружила у себя симптомы болезни, которую, опять же мысленно, именовала ПТСМ — то есть «посттравматический синдром Маргарет». Господи, здесь все было пропитано ими! Ей понадобилось несколько дней, чтобы справиться с собой, и еще несколько — чтобы заставить себя войти в спальню любовников и сменить «заразное» постельное белье. Маргарет, как подобает воспитанной гостье, оставила комнату в идеальном порядке. Ненавистные простыни и наволочки были сложены аккуратной стопкой на краю кровати, силуэты четырех оголенных подушек смутно угадывались под безупречно расправленными одеялами и шелковым покрывалом. Воздух в комнате был по-прежнему напоен мускусным запахом сухих лепестков и ароматом распустившихся свежих роз. Когда Джилл открыла дверь, впустив внутрь легкий сквознячок, они сбросили свои уже тронутые увяданием лепестки, и те беспорядочно рассыпались по туалетному столику. «Пейзаж после любви», — подумала Джилл, подошла к окну и распахнула створку, чтобы изгнать связанные с этой комнатой видения, все еще владевшие ее умом и сердцем. Глицинии раскрылись навстречу дневному свету. Джилл легла на кровать и плакала, плакала, плакала.
Поплакав, она собрала грязное белье. После отъезда любовников Джилл держала комнату на замке, пока ее домработница не начала вести себя так, словно заподозрила, что хозяйка прячет в ней Грейс Пул.[56] Далее избегать того, чтобы открыть комнату, было невозможно, хотя это причиняло Джилл щемящую боль. Отдавая себе отчет в том, что выглядит со стороны ненормальной, она несла белье, как весталка несет облачение божества, — на вытянутых руках, выпрямив спину, будто священнодействовала. Остановившись на лестнице, женщина уткнулась носом в мягкий шелковый ком, и ей показалось, что она ощущает запах желания и восторга, хранившийся в складках белья.
