Татьяна Ковалева - Чаша любви
Дхута раскрывает сумочку и достает старую с обколотыми краями фарфоровую чашку. Из керамической бутылочки она наливает в чашку белую, как молоко, немного тягучую жидкость. И протягивает чашку мне.
Радж говорит, чтобы я выпила этот напиток, приготовленный по рецепту очень старого мудрого человека. Я, кажется, догадываюсь, кто этот человек. Это бабушка Дхуты.
Напиток сладковатый, прохладный, немного пахнет цветами. Это успокаивающий напиток. Едва выпив его, я ощущаю тепло, разливающееся по всему телу. Беда моя как бы отступает на второй план, на третий… Теперь я знаю, я сама видела, что беда — это тень женщины — сгорбленной старой женщины с палкой-крючком. Она теперь где-то далеко, она уже видится мне всего лишь черной точкой. Я даже забываю, что это за беда. А кто-то будто гладит меня по руке и говорит, что сон сейчас для меня — спасение…
Я пробуждаюсь от звонка телефона. Открываю глаза. В комнате я одна. Пожалуй, и в номере — тоже. Встаю, поднимаю трубку.
Это звонит Радж.
Он говорит, что купил мне билет на самолет на завтра. Говорит, что мог бы и на сегодня, но он считает, что мне необходимо еще побыть в Дели. Из психологических соображений. Затем Радж предлагает услуги своего психоаналитика. Я отказываюсь — не хочу никого видеть и не хочу, чтобы видели меня.
Еще Радж говорит, что может сообщить о случившемся в посольство, а уж посольство передаст информацию в Россию. И родителям Саши в частности. Следовательно с меня будет автоматически снята эта тяжелая обязанность. Но нет! Я против. Я как представлю чиновника, официальный тон, дежурную мину на лице. Или еще того хуже — бумажный обрывок, извещение. И потом сообщить родителям о гибели Саши — это мой долг. Я, только я должна это сделать — чего бы мне это ни стоило! Я стану дочерью им, как была ему женой. Да, да — женой. Я ведь помню тот утес, где мы соединились с Сашей духовно. Возможно ли на этом свете более полное соединение?
«Ах, как бы все было на свете хорошо, если б не та блажь, что ударила мне в голову на подъезде к Райчуру! Вернуться бы в то время, исправить!.. Но ничего — ни секунды — из прошлого повторить никому не удавалось».
Весь этот день я провожу в номере. Сижу у окна и смотрю на улицу. Смотрю бездумно, созерцательно. Я исчерпана, я пуста… Ноль эмоций. Быть может, эмоции были бы, но у меня уже нет на них сил. Глаз фиксирует цветное мельтешение внизу на улице, слух отмечает монотонный шум. И все… Кажется, состояние это именуется в ученых кругах прострацией.
Время от времени ко мне заглядывают Клаус или Бригитта, спрашивают, не нужно ли мне чего. Дважды заезжала Дхута. Одним присутствием своим, даже без того молочно-белого целительного напитка, она действует на меня благотворно. В ней явно чувствуется некая гипнотическая сила. Прежде я не верила, что есть на земле такие люди. Присутствие Дхуты очень помогает мне. Она для меня сейчас — как солнце для цветка. Я раскрываюсь при ней: в бледном мраморном лице моем появляется жизнь.
Ночь провожу в полусне-полубреду. Всю ночь мною владеет одна мысль: один ли Саша погиб, сорвавшись в пропасть? не погибла ли с ним и я! Под утро приходит уверенность — я тоже погибла. Ибо все в этой жизни для меня потеряло смысл. Литература, будущее мое… Все так зыбко и бледно без Саши, без любви! Холодно и призрачно. А оставшаяся жизнь, какая бы длинная она ни была, теперь пройдет под знаком произошедшей трагедии. Я не проживу эту жизнь, я ее просуществую, провлачу за собой свои годы, переживания и воспоминания. Промучаюсь с тяжкой ношей на сердце. Зачем теперь все? Жизнь моя по существу закончилась в тот миг, когда Саша взмахнул рукой, как бы прощаясь со мной, и когда устремил ко мне взгляд, наполненный любовью.
Как светел он был — мой Саша! Я ему посвящу свою жизнь, как посвятила бы, будь он жив. Вот он — выход! Я пойду в монастырь и стану сестрой-послушницей. Я похороню себя в стенах монастыря, в маленькой келье. Я буду молиться о нем… ему… денно и нощно… Это будет моя жизнь. Не смотря ни на что — не смотря даже на смерть, — это будет моя жизнь с ним, с моим любимым Сашей!
Поднявшись еще до восхода солнца, начинаю собирать вещи, упаковывать в сумки. Благо, вещей не так много: я могу их донести и без носильщика. Собравшись, сижу на кровати. Сижу долго. Встречаю восход. Слушаю, как просыпается город. Ни о чем не думаю.
После десяти звонит телефон. Поднимаю трубку.
Это Радж.
Он говорит, что выслал за мной машину. Минут через пятнадцать в номер поднимется шофер. Он отвезет меня в аэропорт. Там Радж с Дхутой будут ждать меня.
Я благодарю Раджа и опускаю трубку на рычаг. Что бы я делала, если бы не Радж, если бы не помощь друзей? Представить страшно.
«Вот тогда бы я точно умерла».
Наконец слышу стук в дверь. Это, видно, шофер, которого прислал Радж.
Поднимаюсь с кровати, открываю…
И замираю на пороге:
— Саша?.. Боже мой!..
Нет, так не бывает. Это я уже сошла с ума! Нет, еще проще: сегодня ночью я умерла. И я сейчас в заоблачном отеле, в коем администратором — сам Бог. А передо мной дух Саши!
— Саша! Это ты?
«Глупее фразы не придумать! Но не придумать и более потрясающей ситуации!»
— Я, — Саша, как всегда, отвечает очень просто.
И улыбается. Милый, родной!!!
— Саша, я люблю тебя… — слезы бегут у меня по щекам. — Я не могу без тебя жить, Саша… Знаешь?
— Знаю. Ведь и я без тебя не могу…
Слезы, светлые слезы заливают меня. Я бы бросилась сейчас Саше на грудь, но не могу этого сделать: его правая рука в гипсе и в классическом положении — на марлевой тесьме.
— Саша, милый! Что же произошло?
Он пожимает плечами, слегка морщится от боли:
— Ничего особенного — упал…
«Нет, право, я не люблю его. Я его ненавижу! Я за эти дни едва не умерла от горя, а для него — ничего особенного… он просто упал…»
Я осторожно прижимаюсь к Саше, он обнимает меня левой рукой и целует нежно-нежно — как умеет, наверное, только он. Кружится моя голова. И я боюсь сейчас только одного — вдруг проснуться. Я открываю глаза. Но это не сон, нет. Мы с Сашей все еще стоим в дверях. Здесь отворяется дверь номера напротив, и на пороге замирают Клаус и Бригитта. Лица их так и вытягиваются от изумления. Наши добрые соседи стоят неподвижно несколько секунд — видно, боясь спугнуть видение. Потом переглядываются между собой, и Клаус начинает тихонько открывать футляр своего «Поляроида»…
«Как они кстати! — думаю я. — Когда буду писать обо всем этом книгу, обязательно упомяну, какие они милые — Клаус и Бригитта!»
Эпилог
Разумеется, читателю любопытно знать, что же все-таки произошло с Сашей после того, как он сорвался в пропасть. Без сего объяснения эта романтическая история не была бы законченной. А героям нашим сейчас, кажется, не до объяснений. Сие объяснение — кирпич, который не вписался в стену храма. Поэтому мы были вынуждены вынести его в эпилог…
