Татьяна Ковалева - Чаша любви
— Ты не могла видеть! — уверенно восклицает Саша. — У тебя были закрыты глаза.
— Я видела его не глазами, иначе как-то. Наверное, у меня с ним тоже родство душ.
На это Саша не находится, что ответить. И некоторое время мы идем молча.
Мы обходим справа тот величественный утес, на котором провели с Сашей счастливо немало времени. И вдруг выходим к расщелине с входом в пещеру. А я полагала, что она должна остаться несколько в стороне.
Спрашиваю Сашу:
— А правда, что тебя здесь чуть не укусила змея?
Саша даже останавливается от изумления.
— Правда! Когда я собирал листву… Но я же тебе этого не говорил. Не хотел пугать.
— Значит, мне приснилось.
— Вот так дела! — качает головой Саша. — Да, действительно, я разворошил листву и в свете молнии увидел, что за рукой моей будто метнулась веревка. Реакция спасла: моя рука отдернулась быстрее, чем я сумел что-либо сообразить.
Мне на секунду становится страшно: если б Сашу укусила змея, не помог бы и знахарь.
Саша долго удивляется, потом говорит:
— Послушай, ты у меня, наверное, ясновидящая!
— У тебя? — смеюсь я.
— А что? Разве нет?
— Мы же еще не вернулись из Индии. Не кончилось наше предсвадебное путешествие.
Мы идем дальше.
Через полчаса переваливаем через невысокую гору, двигаемся по краю ущелья. Глубоко внизу, метрах в двадцати шумит довольно большая речка. Это она прорезала в здешних горах ущелье за миллионы лет. С замирающим сердцем заглядываю вниз. Кое-где речка глубока, здесь вода в ней видится темно-синей; на порогах, где вода бурлит неистово, она снежно-белая, покрытая пеной.
— Идем, идем! — подгоняет сзади Саша.
Я догоняю Гиту, но время от времени бросаю взгляд на реку. Она очень красива.
Скоро Гита останавливается, показывает рукой вперед.
Мы видим навесной мост над ущельем — мост из веревок и какого-то тростника. Страшновато, конечно, ходить по такому мосту, но и романтично ужасно!
Гита что-то говорит на своем наречии, но мы не понимаем.
Когда мы подходим ближе, замечаем, что с мостом не все в порядке. Наверное, об этом и говорила только что Гита. Одна из толстых веревок на том краю ущелья оборвалась — скорее всего во время ливня. Мост перекошен, и пройти по нему можно разве что до середины ущелья, а дальше следовало бы перебираться на манер канатоходцев, чего мы, естественно, не можем себе позволить.
Саша качает головой:
— Теперь понятно, почему старик не приходил после ливня. Я помню: он хотел.
— Он там живет? — спрашиваю я Гиту, показывая на другую сторону ущелья.
Гита кивает, понимая, что я имею в виду Отца.
Тем временем Саша уже оказывается у моста и пробует на прочность оставшуюся веревку.
Неясное предчувствие вдруг сжимает мне сердце.
— Саша! — вскрикиваю я, стараясь перекрыть шум реки, доносящийся снизу.
— Что, милая? — Саша улыбается. — Подождите здесь. Я переберусь на ту сторону и закреплю веревку. Надо же кому-то починить мост.
— Саша! Я отпустила твою руку! — кричу я, чуть не плача.
— Конечно, отпустила, — он не понимает, о чем я.
— Вспомни, Саша…
— Вспомню. Но о чем?
А у меня от страха слова вдруг застревают в горле, и я ничего больше не могу сказать, а только стою, как истукан, и смотрю на Сашины приготовления.
Вот он, попробовав ногой тростниковый настил, берется за закрепленную веревку и делает пару шагов. Мост вздрагивает, покачивается. Но все так и должно быть. Саша намеревается сделать еще шагов пять, а дальше нужно будет перебираться, видимо, на руках.
— Саша!..
Но он меня не слышит.
— Саша!..
Или просто не может сейчас повернуть голову. Внизу хищно шумит река.
«Господи! Это же бездна! Она настигает его. Она его сейчас заберет…»
В глазах у меня темнеет. Я прикрываю себе ладонью рот. Сердце мое беснуется в груди, а дыхание замерло.
Саша делает третий шаг. Ставит ногу на наклоненный настил, переносит на нее вес. Все нормально. Тогда Саша заносит вперед другую ногу…
И тут мост вздрагивает, нога Саши, потерявшая опору, соскальзывает, срывается с веревки рука. Другая рука цепляется за тростниковый настил. Но настил рвется — он старый, он слишком ветхий. Все это я вижу, будто в замедленном кино. Я стою — каменная, я ничем не могу помочь. Секунду-другую Саша висит на одной руке. А настил продолжает рваться с отвратительным звуком. Этот звук — черного цвета. Капля за каплей сочится из моего сердца кровь…
Саша смотрит на меня. В глазах его я вижу только любовь. Нет там ни страха, ни тоски, ни безумия, ни отчаяния. Только любовь. Саша взмахивает другой рукой, будто прощается, и… срывается вниз. Я вижу, как он сначала ударяется плечом о выступ скалы, а потом, переворачиваясь и крутясь в воздухе, как подбитая птица, падает в реку.
И больше его я не вижу…
Я стою на самом краю ущелья и ощупываю взглядом поверхность реки. Я не боюсь упасть вниз — во мне все помертвело, даже страх. Я сажусь на корточки у этого проклятого моста и беззвучно плачу. Размазываю слезы по щекам. Я гляжу на голубую реку внизу, на окутанные пеной пороги, все еще надеясь увидеть Сашу. Но его нет. Мост еще покачивается, а Саши уже нет. Совсем нет!!!
Я готова сама прыгнуть в ущелье. Видно, мысль эта написана у меня на лице. Рядом со мной вдруг появляется Гита и крепко хватает меня за руки. Я вижу лицо ее — перекошенное в плаче, мокрое от слез.
Гита очень цепкая: я не могу высвободить руки. Я падаю на землю ничком, я царапаю камни, обламывая ногти, я вжимаюсь в траву лицом. Лицо мое смято; разбито сердце. Рыдания сотрясают меня.
Но если бы плачем можно было помочь!
«Почему я не удержала его? Ведь мне было сказано! Ведь я верила в те слова! Они для того и сказаны мне были».
Я поднимаюсь и, прекратив истерику, опять смотрю на реку. Смотрю долго. Как будто река эта — река времени, и я пытаюсь повернуть ее вспять. Река шумит, но почему-то шумит она все громче. И вдруг белые мухи начинают кружить у меня перед глазами, заслоняя обзор. Я отмахиваюсь от них и проваливаюсь в небытие…
Лучше бы я не приходила в себя, лучше бы я умерла там же, на краю пропасти, лучше бы страшная бездна поглотила и меня. Едва придя в чувства, я вспоминаю о произошедшей трагедии и начинаю мечтать о смерти. Я вижу Сахиба, который брызгает на меня водой из фляги. Люди из деревни осматривают мост; обвязав вокруг большого камня веревку, они по одному спускаются к реке. Я сижу и жду их. Мир перевернулся… Я вся дрожу. Но людей тех долго нет. Потом они приходят и что-то говорят Сахибу.
Я смотрю в их застывшие лица, вслушиваюсь в слова, но ничего не понимаю.
