Ольга Горовая - Интуиция
Он так долго был без нее. Кто-то мог сказать, что неделю, для него — это была вечность. И потом, он никогда не мог насытиться ею. Не тогда, когда почти поверил, что потерял ее.
Его пальцы пробежались по ее щекам, обводя родные черты, и замерли, ощущая слезы.
Господи! Неужели, он опять ее испугал, тем что напролом прет? Валентин попытался отстраниться, чтобы спросить, но теперь уже пальцы Лины вцепились в его волосы, не отпуская. Заставляя еще сильнее ее губы целовать, так, что обоим, почти больно было. Только, они не останавливались. Не могли.
Они уже обо всем забыли, и что мир вокруг существует — забыли.
Так хотели один одного, что просто не в состоянии оторваться друг от друга были.
Его губы скользили по ее коже, заставляя Лину стонать, и хотеть, чтобы он пошел дальше. Сейчас, немедленно…
И она уже не стеснялась умолять об этом. Не казалось ей теперь, что просить любимого об удовольствии — значит унизить себя.
Да, она теперь точно знала, кого любит.
Потому и убежала от Димы на третий день. Потому и не дала ему даже поцеловать себя, после того, как утром в одной постели с ним проснулась. Хоть и был он хорошим, самым лучшим… Только ей не Дима нужен был.
И сейчас, когда Валик уже снимал ее кофту, накрывая горячими руками грудь, она с наслаждением поддавалась, не боясь и не сомневаясь. С радостью спиной в пол вжимаясь, ни о чем уже не думая.
Безумно благодарная за то, что он так любит ее. Что всегда любил, даже когда она только ненависти заслуживала.
У них не было никакого желания оттягивать то, чего оба так хотели. Не было в этот раз ни подготовки, ни ласк. Не до того им было.
И когда он вошел в нее, одним, резким и сильным толчком, Лина простонала его имя.
Да, в нем не было нежности.
Не был он таким. Валик был и оставался диким и требовательным. Только, попробовав другого, Лина знала, что никакая нежность, никакая ласка не заменят утра с любимым человеком. Не заменят запаха родной кожи, любимого цвета глаз.
Девушка стонала от каждого его движения, и просила, чтобы он не останавливался, только сильнее прижимала его голову, когда он, не удержавшись, чуть прикусил ее кожу. Она хотела этой боли. Которую теперь так ценила. Не потому, что сама боль ей удовольствие приносила. Нет. Потому что это было частью ее любимого. А она, наконец-то, смогла посмотреть на это по-другому.
Хоть и так ошиблась, для этого.
И сейчас, лежа на груди Валика, слушая, как затихает бешеный ритм его сердца, ощущая, как сильно он сжимает свои пальцы на ее затылке, собирая волосы в пригоршню, чтобы еще ближе притянуть к себе, еще крепче поцеловать, Лина вспомнила то, что осознала в руках Димы.
Да, ей было хорошо с ним, безумно хорошо. Только утром гормоны уже утихли, получив желанный плод, который лишь ночью казался сладким.
Она была так благодарна ему, что мужчина не отвернулся ночью, выслушав ее историю, что стыд разбирал оттого, что не хотела девушка его больше.
Наваждение, страсть — они ушли.
Лина многого не понимала и не ценила в своей жизни. Сама себе кислород перекрывая. И истинную любовь, просто страстью считала.
К Диме… к нему у нее, и правда страсть была, пусть и щедро приправленная нежностью, которую она просто никогда не давала Валику, считая, что мужчина не испытывает в ней необходимости. А вот Диме — дала. Но, именно с ним, а не с Валентином, девушка поняла истинное отличие страсти от любви.
Страсть эйфорична, ярка, покоряюща. Но, она имеет свойство так быстро перегорать, почти сразу по утолению этого дикого, гормонального желания.
Любовь… любовь это не только и не столько страсть и нежность.
Хотя в любви, это все длится не перегорая. Нет, любовь, это когда ты знаешь и так понимаешь человека, что тебе ни видеть, ни слышать его не надо, чтобы знать, что он чувствует, что он думает.
Любовь — это когда, даже совершив ошибку, ты безумно и неоправданно надеешься, что тебя поймут, хоть и сама знаешь, что не заслуживаешь.
И понимаешь, что нет на свете большего счастья. когда можешь снова, любимого обнять, припадая к его рту губами, зарываясь пальцами в его волосы. Осозная, что никакая страсть не заменит этого. Не сможет просто.
Когда не можешь новый день прожить, хоть голос его не услышав. И больше всего в мире, желаешь в лицо любимое посмотреть, даже готовясь осуждение и гнев в глазах увидеть.
Лине, для того, чтобы понять это, пришлось совершить ошибку. И она запомнит этот урок на всю жизнь, не забывая о том, какой ценой понимание досталось. Хоть и знала, что Валентин ей и слова больше никогда не скажет. И сам не вспомнит. Потому что, для него не это главным было.
Она потерлась щекой о его грудь, прижалась к коже, запустила пальцы под рубашку, которую так и не расстегнула на нем до конца. И вздохнула, легко, счастливо, зная, что теперь, у нее есть для чего учиться жизнь любить.
И всегда было, только она не видела этого. Сама себе надевая на глаза шоры.
— Черт. — Тихо пробормотал Валик, обнимая ее крепче и целуя в шею. — Думаю, нам вставать надо, а то…
Лина положила свой палец на его губы, качая головой.
— Нет, не надо, Валик. Он не придет. Не вернется…
* * *Дима вышел из машины, нажимая на брелок сигнализации, и направился к фонтану.
В вечернем воздухе, еще горячем от жары, которая весь день стояла, тихо и сонно щебетали птицы.
Он не очень хорошо слышал их. Дима думал над тем, как ошибся.
Ему казалось, что интуиция не подвела мужчину, обращая внимание на девушку, танцующую на бортике фонтана. Он, по короткому диалогу, сделал выводы и осудил. Посчитал себя вправе вмешаться туда, куда никому никогда лезть не стоило. Дмитрий стал третьим, нарушая отношения двоих.
Мужчина остановился, глядя на струи воды, которые били в небо.
Потер лицо ладонью.
Он не плакал, не с чего было.
Просто, Дмитрий много понял за несколько часов. Так много, что некоторые и за всю жизнь не понимают.
Он полюбил Лину, но… даже сам признавал, что никогда не смог бы любить ее так, как Валик любит. У него не было такой глубины эмоций.
Дмитрий и сам до конца не был уверен, что же чувствовал теперь.
Наверное, в его чувстве очень много всего намешалось.
И желание запретного, недоступного, и, ничем неоправданное, глупое и необоснованное рыцарство, построенное на сплошь ошибочных выводах. Как Дон Кихот, который бросался на свои ветряные мельницы, воображая их чудовищными великанами…
Он ошибся. И теперь, был способен признать это, хоть и больно было… очень.
Только, Дима знал, что эта боль скоро пройдет.
Потому что, глядя из темноты коридора на то, как по ее лицу слезы текут, когда она ему в глаза смотря, в любви другому признавалась — Димка понял, что правильно это было. Он не любил ее настолько.
