Не влюблены - Эли Хейзелвуд
Он помассировал глаза.
– Государственный суд. В документах, которые она передала, были нарушения, и мы попросили устного...
– Здесь сказано, что она знала тебя раньше. Десять лет назад. Это правда?
Он колебался.
– Рута, – мягко начал он, – это официальные показания.
– Но Флоренс сказала мне, – я покачала головой, чувствуя, что планета вращается слишком быстро. – Сегодня она сказала мне, что...
У Эли стало такое лицо.
«Жалость, – подумала я. – Вот какое у него лицо».
– Давай поговорим дома. Я не хотел, чтобы ты узнала об этом таким образом. Это очень сложно...
– Нет. Нет, я… Флоренс солгала мне, – У меня щипало глаза, в груди разливался жар. – А вы… почему вы не… Почему никто не… – я покачала головой и открыла дверь.
Эли схватил меня за запястье.
– Подожди...
– Нет. Я… нет. – Я высвободила руку и вытерла щеку. Моя ладонь была полностью сухой. – Я не хочу... меня тошнит от этого. Не следуй за мной, или, клянусь богом...
– Рута, дай мне...
Я вышла из машины и позволила своей ярости поглотить меня.
ГЛАВА 26. ОГЛЯНИСЬ И ПОЙМИ, КАК ТЫ ЧЕРТОВСКИ ОДИНОКА
РУТА
Во вторник утром я позвонила в «Клайн» и сказала, что плохо себя чувствую, и буду работать дома.
Тиш написала мне в девять утра:
Ты в порядке? И кстати я, случайно, не оставляла ключи от дома Диего в твоей машине?
Я ответила:
Да, и еще раз да.
Флоренс написала в полдень:
Надеюсь, тебе скоро станет лучше.
Ей я не ответила.
Она была моим другом, и я не собиралась списывать ее со счетов за то, что она лгала. В конце концов, я тоже была лгуньей. Я лгала Флоренс об Эли неделями, даже после того, как она предоставила мне множество возможностей признаться. У меня были на то свои причины, и вполне возможно, что у Флоренс были свои.
Но мне нужно было понять, о чем именно она солгала. Очевидно, что и она, и Эли утаивали правду, и что в данном вопросе ни одному из них нельзя доверять. Это оставило мне ограниченный выбор. Я решила не вовлекать Тиш, пока не сложу полную картину, а это означало, что какое-то время я сама по себе.
Я позавтракала, пообедала и поужинала. Написала, как мне показалось, тысячи рабочих электронных писем. Работала над документами по патенту. Пересадила проросшие саженцы в гидропонную систему и снабдила их хрупкие корни питательными веществами. Около семи вечера, раздался стук в дверь.
«Супер, наконец-то пришли проверить вентиляционные отверстия кондиционера, как я давно просила», – подумала я, но в последнюю минуту инстинкт подтолкнул меня посмотреть в глазок.
Перед дверью расхаживал мой брат, держа в руке свернутые в трубочку бумаги.
Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и отступила назад как можно тише, готовая притвориться, что меня нет дома.
– Черт побери, Рута, открой дверь. Я знаю, что ты там.
Я прикрыла рот рукой и опустилась в кресло.
Все в порядке. Дверь закрыта на цепочку. Он скоро уйдет.
– Новый консьерж сказал, что ты дома.
«У нас новый консьерж? Почему я об это не знаю?»
Я не помнила никаких объявлений.
– Мы можем сделать это легко или сложно. Выбор за тобой, Рута. Но я никуда не уйду, пока мы все не обсудим.
Я прижала ладони к глазам, веля себе молчать, но когда Винс заговорил снова, его тон был намного мягче. Внезапно мне снова стало десять, а ему семь. Мы не видели маму несколько дней. Он плакал часами, и все, чего я хотела – это утешить его.
– Рута, пожалуйста. Ты знаешь, я люблю тебя и не хочу этого делать. Но ты ведешь себя неразумно. Деньги от продажи коттеджа изменят мою жизнь. Вчера позвонил риэлтор из Индианы. У них есть покупатель, который возьмет коттедж как есть, за наличные. Я понимаю, что ты хочешь узнать больше об отце, но как это соотносится с моей финансовой безопасностью? У тебя есть шикарная работа, но мне не удалось поступить в колледж. Я не получил тонны вещей.
Я не была мягкосердечной, но имела мягкое место в моем сердце для моего брата. Мне потребовались годы и много терапии, чтобы удержаться от того, чтобы выручать его каждый раз, когда он попадал в какую-нибудь дерьмовую ситуацию. Я не собиралась начинать все сначала, но все еще чувствовала, что обязана ему все объяснить. Поэтому сказала через дверь:
– Я искала юриста, который мог бы помочь нам разобраться с этим. Я не собираюсь оставлять тебя в беде. Я хочу выкупить твою половину коттеджа, но сначала нужно…
– Я знал, что ты там, – голос у Винса стал жестче. – Открывай!
– Нет, – я отступила на шаг от двери и постаралась сказать, как можно строже: – Я не собираюсь впускать тебя в свою квартиру, когда ты ведешь себя агрессивно...
– Я, блядь, покажу тебе, что значит агрессивно!
Дверь затряслась.
Я отскочила назад.
«Какого черта?»
Еще один тяжелый удар. Винс пинал дверь.
Сердце у меня бешено колотилось.
– Винс, остановись.
– Не раньше, чем ты меня впустишь, – он подчеркнул эти слова еще одним сильным пинком.
Черт!
Я глубоко вздохнула, пытаясь сориентироваться. Дверь была прочной, и он вряд ли смог бы войти. Но я беспокоилась не о себе: если Винс продолжит, кто-нибудь из соседей вызовет полицию. В принципе я сама должна позвонить в полицию, но, как бы хреново это ни звучало, я никогда не собиралась этого делать. Однажды Винс украл коробку «Орео» из супермаркета на мой день рождения, тогда он едва умел читать и писать. Это была самая милая вещь, которую кто-либо когда-либо делал для меня.
Никакой полиции. Никакой Тиш, которая презирала Винса и, вероятно, появилась бы с кухонным ножом и пырнула его. А других вариантов у меня не было.
Идеальный момент «оглянись на свою жизнь и пойми, как ты чертовски одинока».
Дверь застонала под очередным ударом. Капля пота пробежала по моей спине, когда мои варианты сузились, а затем и вовсе свелись к одному.
Телефон лежал на диване. Я взяла его и набрала несохраненный номер. Подождала
