Бумеранги. Часть 2 - Варвара Оськина
–Я не г’рю, шо эт была именно она. Но, ушитывая недавный суд. Вы ж тожа слышали обвинения: обман, угрозы, шантаж…
Алиша многозначительно подняла брови, и в этот момент Джиллиан поняла, что впервые готова убить. Выколоть глаза, выдернуть поганый язык этой дуры, а потом повесить её тушу на шпиль Конгресса вместо звёздно-полосатого флага. В назидание глупым мужьям и их жёнам! В общем, Джиллиан затрясло так сильно, что она даже не сразу смогла набрать в телефоне правильный номер. Но, наконец, Джил услышала короткий писк, а следом взволнованный голос Энн:
– Только не ори! – предупреждающе прошипела Кроули. – Мы не знали. Клянусь тебе Конституцией! Я даже не представляю, как она договорилась об интервью и, главное, зачем! Видимо, они пришли к ней сами.
–Ignorantia nоn est argumentum8, – холодно отчеканила Джил. – Вы хоть понимаете, что натворили? Дали ядерный чемодан самке богомола. Она не только Риду откусит голову, но и взорвёт всех нас.
– Мы не знали! – с нажимом повторила Энн.
– А почему? Почему не знали? Потому что неспособны удержать при себе все фигуры? Решили, что если Сандерс затих, то можно забыть о его существовании? Это он украл документы! Он привёл журналистов и сейчас вгоняет на дно Мичигана всю нашу кампанию…
– Так приезжай и разберись! – не выдержала Кроули, срываясь на злой крик. Она тоже была расстроена. – Хватит сидеть в Вашингтоне и греть свою побитую лоббистскую задницу. У тебя будет на это ещё тридцать лет. Давай! Доведи дело до конца. Приезжай.
Джиллиан на несколько секунд замерла, а затем подняла голову и страшно улыбнулась своему отражению. О да! Она приедет.
– О’Конноли? – тем временем раздался в трубке осторожный призыв Энн, которую отсутствие ответного крика обеспокоило больше, чем любые оскорбления. А Джил зажмурилась. Она ненавидела эту фамилию. – О’Конноли, прости, я не хотела.
– Хотела, но это неважно. – Джил посмотрела в свои полубезумные глаза и медленно произнесла: – Раздобудьте к завтрашнему вечеру их брачный контракт. Пришла пора изучить этот таинственный манускрипт.
– Ты рехнулась, – пробормотала Энн, которая немедленно обо всём догадалась. – Даже не думай!
– Хватит того, что не думали вы, когда допустили это позорище? – отрезала Джиллиан, а потом тихо добавила: – Как он?
Последовала небольшая пауза, шелест поудобнее перехваченного телефона и осторожный вздох:
– В бешенстве. Думала, выкинет Джонаса в окно, когда тот отпустил парочку не особо остроумных комментариев, но обошлось. Сейчас уехал в студию, и помоги этой стерве все демоны ада.
– О каких фотографиях шла речь?
– Не представляю. Но вряд ли о снимках пятиярусного свадебного торта, – хохотнула Энн, однако Джил не поддержала веселья.
– Узнай. И приготовь брачный контракт. Я не шутила, – спокойно проговорила она и сбросила вызов, не дожидаясь ответа.
Пришедший ей в голову план был ужасен и стабильно колебался по шкале «чудовищности» у самого дна. Но дверца закрылась, решётка опущена, мосты сожжены. Остатки живого человека ещё пытались что-то кричать, но Джиллиан не слушала. Охваченная навязчивой мыслью, она видела только конечную цель, которую собиралась непременно добиться. Но не во благо себе, не из каких-то эгоистичных побуждений и даже не ради политической выгоды. Чёрт возьми, она просто хотела, чтобы Бен наконец-то был счастлив. Ну а это станет подарком. От неё. На прощанье.
***Частная психиатрическая клиника, где работала Оливия, находилась в живописном уголке Кэрридж-Хилл в часе езды от Капитолия. Для человека с абсолютно чистой медицинской картой Джиллиан бывала здесь слишком часто, а потому старалась держать эти визиты в секрете.
Свернув с пустой трассы на ещё менее людную улицу, Джил остановилась на парковке перед входом в клинику. В этом месте всегда царили далёкие от деловой суеты мир и покой, которые не нарушали даже расположившиеся неподалёку ясли, создававшие приятное звуковое разнообразие наравне с пением птиц и стрекотанием банальных кузнечиков. По крайней мере, именно так показалось Джил, когда, захлопнув дверь машины, она вышла под палящие лучи августовского солнца и с наслаждением вдохнула чистый, лишённый политической копоти воздух.
Наверное, было бы неплохо провести здесь пару недель, как часто просила Оливия. Этим она пыталась успокоить свою нервную совесть, которая вдруг просыпалась после очередных выписанных сестре стимуляторов, но втайне Джил была с ней согласна. Возможно, правда было бы лучше, пройди она курс лечения… А может, и нет. Фыркнув, Джиллиан двинулась в сторону главного входа, чувствуя, как вязнут в липком асфальте тонкие каблуки.
Двухэтажное здание клиники было квадратным и белым, чем наводило на мысли о мягких стенах и унылых беседах в комнатах групповой терапии. Кивнув на стойке информации знакомой медсестре, Джил направилась вглубь коридора, который был украшен рисунками пациентов. Корявые деревья, больше похожие на взрыв или выпотрошенного осьминога, оказались творением восьмилетней Шейл. Абстракция в грязно-оранжевых цветах – шедевр Джона, а вполне неплохой портрет неизвестной девушки – работа некой Лиззи. Возраст не указан. Замерев около него, Джиллиан чуть склонила голову набок и всмотрелась в аккуратные ровные штрихи, что нанесли с нездоровой дотошностью. И эта чёткая последовательность прямых так заинтересовала Джил, что она не заметила, как за спиной стихли шаги, и вздрогнула, услышав голос:
– Синдром Каннера, – проговорила Оливия и, заметив недоумённый взгляд сестры, пояснила: – Детский аутизм. Лиз запоминает внешность любого человека буквально за каких-то десять минут и может по памяти воспроизвести деталь за деталью. Удивительно…
– Пожалуй, – кивнула Джиллиан, не в силах оторваться от поразительной точности каждого штриха и нажима. Такому не научиться. Либо чувствуешь, либо нет.
– Слышала, ты развелась. Давно пора.
Джил кивнула и ничего не ответила. Они простояли ещё несколько минут, разглядывая портрет неизвестной, прежде чем Оливия вздохнула, повернулась и посмотрела сверху вниз. Как всегда, высокая и ни капли не смущающаяся своего роста, в накинутом на плечи белом халате и украшенных героями комиксов обычных кроксах, мисс Лайм отличалась от своей кровной сестры всем. Статью, цветом волос и кожи, голосом, характером и даже формой ногтей, но на дне светло-голубой радужки мерцала та же самая яркая отцовская зелень, что в полной мере унаследовала Джил. Но если люди обычно избегали взгляда миссис О’Конноли, то в глазах Оливии можно было тонуть вечность, ловя собственную терапию искусством от одной только иллюзии моря. Чистого. Прозрачного. Бирюзового. Едва подёрнутого белой пеной волн. И порой такого же безжалостного.
Коротко мотнув головой, Лайм толкнула двери и вошла в просторный светлый кабинет, что был заставлен обычной, но загадочно уютной мебелью. Присев на краешек своего рабочего стола, она спросила:
– Зачем ты здесь? Мы не договаривались о встрече.
Сёстры не были дружны, предпочитая деловое сотрудничество зыбкому болоту невнятных чувств. Оливии было семь, когда отец оставил семью ради матери Джиллиан, а потом и вовсе полюбил искать новые отдушины каждые несколько лет. Но всё же
