Неистовый - Дж. Б. Солсбери
В тусклом свете трудно прочесть мельчайшие нюансы выражения его лица, которые могли бы дать мне какой-то намек на то, что он чувствует. Но даже в темноте я чувствую его неодобрение.
— Что думаешь? — осторожно спрашиваю я.
Александр отрывает от меня взгляд и смотрит вперед.
— Тебе нечего сказать?
Он не отвечает.
Машина останавливается перед его домом, и мужчина выскакивает из машины раньше меня. К тому времени, как я выбираюсь на улицу, он уже внутри здания. Я смотрю сквозь стекло, как он быстрым шагом идет к лифту и нажимает кнопку.
— Спасибо, Мерфи.
Он кивает, и его теплая улыбка кажется извинением.
Мне приходится ждать лифта, так как Александр поднялся на нем раньше меня. С каждой проходящей секундой я чувствую, как мое собственное раздражение пускает корни и прорастает. Когда, наконец, подъезжает лифт, я в бешенстве. Что за ребячество! Если ему есть что сказать, почему просто не сказать это? Это он сказал, что наши отношения временные. Я делаю все, что в моих силах, чтобы не влюбиться в него, в то время как он продолжает отталкивать меня, и даже не может порадоваться за меня, когда я получаю возможность что-то изменить в своей жизни?
Выскакиваю из лифта и врываюсь в пентхаус, готовая сказать ему, что именно я чувствую, но мужчины нигде нет. Ни в спальне, ни в гостиной, ни на кухне.
Бросаю сумочку на кровать и вытаскиваю заколки из волос, мысленно репетируя свою речь. Как только он вернется сюда, где бы он ни был, я все ему выскажу. Куда он мог подеваться? В последний раз, когда он исчез, то сказал, что был в спортзале.
Я выхожу из пентхауса, мимо лифта, к двери на противоположной стороне. Набираю код, надеясь, что он совпадает с кодом его входной двери. К счастью, она открывается. Когда вхожу, я слышу его гортанное ворчание в унисон с ударами костяшек пальцев по боксерской груше.
Как и в остальном здании, все белое и стеклянное, и когда я поворачиваю за угол, вижу Александра, раздетого до брюк от смокинга, с рубашкой, галстуком, пиджаком, ботинками и носками, сваленными в кучу вдоль стены. Его тело кажется каким-то большим, опухшим и мокрым от пота, когда он вколачивает кулаки в тяжелый мешок.
Когда он замечает меня, его лицо искажается животной яростью.
— Убирайся отсюда!
Мое сердце подпрыгивает и замирает, когда адреналин наполняет мои вены.
Мужчина бросается ко мне, но его позвоночник словно сжимается и не позволяет ему сделать еще один шаг ближе.
— Убирайся к чертовой матери! Сейчас же!
— Нет. — Один слог похож на падение булавки в комнате, наполненной лязгом металла, и все же он слышит его громко и ясно.
Мужчина наклоняет голову и подкрадывается ближе. Его плечи напрягаются с каждым шагом, а сжатые в кулаки руки заставляют вены на предплечьях вздуваться. Его брюки низко висят на бедрах, и каждый мускул в его теле напряжен.
— Уходи. Я больше не буду тебя предупреждать.
Его зрачки расширены, съедая весь ореховый цвет глаз и оставляя только бездушную черноту. Я ищу в этом человеке какой-то намек, что мой Гризли все еще там внутри. Но только полный ненависти взгляд сияет в ответ.
Все внутри меня кричит бежать в противоположном направлении, но мои ноги несут меня ближе.
— Не испытывай меня! — Его ноздри раздуваются, дыхание входит и выходит рывками из легких.
Я протягиваю руку, чтобы обхватить его челюсть, но мужчина отбрасывает мою руку в сторону.
— Я не хочу причинять тебе боль, — рычит он.
— Так вот почему ты пришел сюда вечером после ужина со своей семьей? Ты думал, что причинишь мне боль?
— Мне действительно нужно, чтобы ты ушла, — говорит он сквозь стиснутые зубы.
— Я не верю, что ты причинишь мне боль.
— Ты такая глупая, — говорит он, и злая ухмылка кривит его губы.
Слезы щиплют глаза.
— Ты пытаешься оттолкнуть меня.
Он смеется, и этот звук, как кислое молоко, сворачивается в моей душе. Мужчина возвращается к своей боксерской груше и яростно бьет по ней кулаками. Мое тело подпрыгивает с каждым жестоким ударом, мои мышцы так сильно натянуты, что каждый удар ощущается как электрический разряд. Он бьет по груше с такой силой, что кожа на костяшках пальцев ломается. Кровь заливает все вокруг, но этого недостаточно, чтобы остановить его. Александр жестоко обращается с собственной плотью, и каждая капля, кажется, подстегивает его. Он намерено причиняет себе боль.
Причиняет боль себе, а не мне.
Что же с тобой случилось?
Хотя я не озвучиваю вопрос, он, кажется, слышит его. Мужчина хватается за окровавленную грушу, как будто это спасательный круг. Его плечи поднимаются и опускаются с тяжелым дыханием. Прижимается лбом к покрытому красными прожилками винилу.
Он медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Его глаза все еще черные, но кажутся измученными.
— Господи, — говорит он резким тоном. — Ты все еще здесь?
Я прерывисто втягиваю воздух.
Он использовал жестокие слова моей матери против меня. Я подношу дрожащую руку к губам, чтобы не закричать вслух. Александр много раз предупреждал меня, что причинит мне боль. Я должна была его послушать.
Поворачиваюсь на дрожащих ногах. Каблуки неустойчивы на скользком полу. Опираюсь одной рукой о стену, чтобы не упасть. Какая-то сила врезается в меня сзади, и я прижата к стене. Тело Александра обжигает обнаженную кожу моей спины. Одна его рука лежит у меня на животе, а другая зажата между щекой и стеной, он держит меня в плену.
— Ты пойдешь к нему? — Его грубое рычание у моего уха вызывает рыдание из моего горла. Он стонет, как будто этот звук причиняет ему боль. — Он забирает тебя у меня. — Он прижимается лбом к моему плечу. — Ты принадлежишь мне.
— Отпусти меня. — Мой голос слаб и лишен убежденности.
— Я не могу, — шепчет он. — Должен, но не могу. — Его рука на моем животе сжимается в кулак, сминая шелк моего платья. — Я говорил тебе, что я плохой человек. А теперь уже слишком поздно.
— Слишком поздно? — Боюсь, мне не нужно разъяснять, что он имеет в виду.
«Жизнь за жизнь».
Я закрываю глаза и чувствую, как по моим щекам катятся слезы.
— Ты меня пугаешь.
Его тело напрягается. Мышцы на его руках подергиваются. Он приближает губы к моему уху.
— Хорошо.
Порыв холодного воздуха ударяет мне в спину, когда мужчина отпускает меня. Я
