Татьяна Тронина - Мода на невинность
– Если честно, Виргиния мне совсем не жаль, и если Потапов его все-таки...
Мы вышли на крыльцо, и мне опять стало не по себе.
– Вот это да! – ахнула Инесса.
С неба сплошным потоком лил какой-то невообразимый тропический ливень, каждую секунду сверкали молнии, а потом черное небо раскололось пополам, и раздался такой гром, какого я в жизни никогда не слышала.
– Добежим? – крикнула мне в ухо Инесса.
– А что делать!
Дальше, в серебристо-желтой мгле, метались какие-то тени – вероятно, Люсинда пыталась остановить мужа. Возвращаться назад огородами не имело смысла – нас уже все видели, и тем более путь от ворот до наших окон был ближе, – и мы пошли вслед за тишинской Дездемоной. Мы с Инессой крепко держались друг за друга, но нам это мало помогало – ноги скользили по глинистой, размокшей земле, мы спотыкались на каждом шагу.
За воротами мы действительно обнаружили Люсинду – вблизи она была похожа на римский фонтан, потоки воды текли с нее сверху вниз, с ужасом и тоской она смотрела в темноту.
– Иди домой! – крикнула ей Инесса, проходя рядом. – Иди домой, к Милке!
Люсинда никак не отреагировала.
Далее дорогу нам преграждал грузовик – Потапов уже сидел в нем и пытался его завести, колеса брызгали черной пеной.
– Черт! – сказала я, безуспешно прикрываясь ладонью. – И как только его обойти...
В этот момент дверца грузовика распахнулась, едва не задев меня по лицу, и надо мной из сырой, пахнущей грубым табаком полутьмы склонилось лицо Минотавра – я вскрикнула и чуть не упала.
– Кто ты? – низким рокочущим голосом спросил он откуда-то сверху. – Зачем ты пришла?
У него было такое лицо... наверное, он не узнал меня, да и родная тетушка не узнала бы меня сейчас. «Бедный Виргиний! – невольно подумала я. – Надеюсь, ты хорошо спрятался...»
– Да идем же! – потянула меня за руку Инесса – упираясь другой ладонью в мокрый бок грузовика, она пыталась оттолкнуться от него, обойти его стороной, но стремительные потоки воды мешали ей идти. Моя рука выскользнула из ее ладони. – Идем!
Я по щиколотку барахталась в грязевых водоворотах, и в ушах у меня все еще звучал голос Минотавра: «Кто ты? Зачем ты пришла?» – слова из древнегреческой трагедии. Ну да, так оно и есть – он же Минотавр! Или Отелло – из другой трагедии, уже шекспировской?.. Пока я раздумывала над этими литературоведческими проблемами, Инесса уже обогнула грузовик сзади, и, сквозь пелену дождя я едва увидела, как она обернулась – в поисках меня, наверное.
– Иду! – крикнула я, шлепая вдоль борта, и в этот момент грузовик вдруг дернулся и дал задний ход. – Черт! – Я стояла уже на четвереньках в жидкой грязи и едва не плакала. Потом грузовик опять дернулся и подался вперед.
А когда я наконец встала, что-то странное произошло с этим миром – сначала я даже не поняла что, и только сердце мое кольнула тоска.
– Инесс! – завопила я что было сил. – Инесс!..
Дождь лил бесконечным хрустальным потоком, и от молний стало светло как днем. Инессы нигде не было видно на дороге – не могла же она так быстро перебежать ее? Может быть, она там, с другой стороны грузовика? Я еще ничего не знала точно, но мне вдруг стало так тоскливо – проще умереть, чем чувствовать в сердце эту тоску.
– Инесс!!!
Скользя, я побежала вперед и вдруг увидела ее – она была совсем рядом, лежала позади грузовика, и дождь смывал с ее лица потеки грязи. Совершенно не думая о том, что Минотавр может опять дать задний ход и переехать теперь уже меня, я бросилась к Инессе и приподняла ее затылок из воды.
– Инесс...
Рядом остановились чьи-то ноги в кирзовых сапогах – это был он, Минотавр. Потом быстро пришлепали еще чьи-то круглые ноги. Люсинда.
– Мама, – сказала я. – Мамочка моя... что же вы сделали!
– Убили! – вдруг завопила Люсинда во весь голос. – Убили!
Инесса вздохнула и чуть приоткрыла глаза.
Дождь смыл с ее лица всю грязь – оно было совершенно чистенькое, гладкое, но такое бледное – словно маска.
– Доктора, – прошептала я, оглядываясь. – Врача!
– Миленький ты мой! – завыла опять Люсинда. – Что же ты наделал! Ведь посодют, теперь уже точно посодют...
Минотавр молчал. Он стоял рядом, и я видела краем глаза только его сапоги.
– Беги! Что ж ты стоишь? Беги, миленький ты мой...
И Минотавр вдруг побежал.
Я не представляла, куда он бежит, но какой-то частью своего сознания я точно знала, что бежал он не убивать соперника, он просто скрылся с места преступления. Люськины круглые ноги постояли еще немного рядом, а потом тоже куда-то убежали. Я осталась одна, совсем одна, и я еще не верила до конца в то, что такое могло произойти.
– Инесс...
Глаза у нее были полуоткрыты, но, похоже, меня она не замечала.
– Ник! – едва слышно позвала она. – Ник, убери камень...
Я осторожно положила ее голову на землю и, спотыкаясь и падая, побежала к нашему дому.
– Тетя Зина! – пискнула я. – Валентин Яковлевич! Срочно, «Скорую»...
Окна дома были темны, но вдруг самое крайнее из них, где была комната Глеба, бесшумно распахнулось, и он крикнул:
– Кто там?
– Это я, Глеб, это я, голубчик... – просипела я, подползая к его окну по колено в грязи. – Но лучше не ты, дедушку позови...
– Оленька! – в глубоком изумлении произнес он и выскочил из окна мне навстречу – босой, в одних плавках, длинные черные волосы его мгновенно намокли. – Что случилось?
– Лучше не ты! – сказала я, заливаясь слезами, которые совершенно не чувствовала из-за дождя. – Там...
И я указала назад, туда, где стоял грузовик.
– Что там?
Я не могла его посылать туда.
– Ты к телефону... Срочно «Скорую»! Дорога каждая минута...
– Да что там такое! – с ужасом, с отчаянием заорал он, наверное, уже почувствовав, что случилась беда.
В одно мгновение он оказался у потаповского грузовика. Я поползла вслед за ним.
– Мамочка! – крикнул он, упав на колени возле Инессы. – Ты меня слышишь!
– Да врача же вызвать надо! – тоже закричала я. – Ты что – дурак?!.
Мгновение он неподвижно смотрел на меня, словно соображая, как такое могло произойти, но потом, видимо, решил, что сейчас не стоит тратить время на расспросы, и бросился к нашему дому, задохнувшимся голосом сказав на прощание:
– А ты – с ней!
Я наклонилась над Инессой, прикрывая ее от дождя.
– Ник! – опять едва слышно позвала она. – Ник, ты...
Она звала Ивашова – ну конечно, кого еще она могла звать! Сердце мое едва не разорвалось от горя – как она любила его, даже в такую минуту...
Постепенно в нашем доме стал зажигаться свет, через несколько минут прискакал Глеб, на нем была теперь майка, надетая задом наперед.
