Холодные рассветы - Яна Бендер
– Алло, – нетерпеливо ответила она, словно после длительного кислородного голодания, смогла схватить сухими губами глоток свежего воздуха.
* Буду через двадцать минут, – его голос разлился горячей шоколадной патокой по её артериям, что пульсировали в такт участившемуся дыханию.
– Что? Уже подъезжает? – усмехнулся отец Лены, увидев её реакцию.
– Да, – поторопилась ответить она и побежала на второй этаж одеваться.
Она стояла возле окна в своей комнате, натянув уютный свитер с круглым вырезом поверх рубашки, предвкушая грядущую встречу. Вдалеке показался свет знакомых фар. Сердце забилось чаще.
Ермолаева спустилась вниз, когда глава семейства открыл входную дверь перед своим зятем. Они обменялись рукопожатием, и Никольский был приглашен внутрь.
– Влад, – она остановилась на последней ступеньке лестницы, ведшей со второго этажа, его имя само соскользнуло с её губ.
– Лена, – он устремил взгляд на свою жену: расстегнутая верхняя пуговица, приоткрывавшая нежную кожу шеи над вязаной каймой свитера, облегающие леггинсы, глаза, полные недосказанных слов, насыщенных искренностью и тоской.
Преодолев расстояние в несколько шагов за пару секунд, он подошел к ней, обхватив сильными руками за талию, стащив со ступени, приподнимая над полом. Она обняла его за шею, словно нависая над его лицом.
– Я скучал, – прошептал он, немного опустив её так, что их губы соприкоснулись, одновременно поставив обратно на лестницу, но она не отстранилась от него.
Несколько секунд тишины, а в голове уже вспыхивали образы ночного буйства черно-белых красок, сплетение тел, обрывавшееся дыхание на половине вздоха… А сейчас он был в кожаной куртке, из-под которой выглядывала футболка с изображением мотоцикла, заставляя ее дорисовывать в воображении то, что скрывалось под ней.
– Ну что? – произнес он, сделав шаг назад, подав ей руку, чтобы она спустилась. – Поехали?
– Прямо сейчас? – удивилась она, посмотрев на родителей, показавшихся в холле.
– У нас есть ещё одно дело, – пояснил он.
Она не сразу поняла о чем речь, точнее, не поняла вовсе и, попрощавшись с отцом и матерью, отдав дорожную сумку Владиславу, послушно проследовала за ним в машину.
– Так куда мы едем? – сидя на переднем машине его автомобиля, пока он выезжал из поселка на трассу, спросила она.
– Знаешь, я решил украсть тебя, увести в Сербию на загородную виллу и провести остаток своих дней только с тобой, – с улыбкой ответил он.
– Здорово, – усмехнулась она, – вот только не пойму: это угроза или предложение?
– Констатация факта, – озвучил он третий вариант. – На самом деле везу тебя за город, но не в Сербию, а здесь недалеко… Километрах в десяти от дома твоих родителей.
– И что там? – её любопытство не давало ей покоя.
– Приедем, узнаешь. Потерпи, – мягко попросил он, включив радио.
Заиграла старая песня, романс… Лена вслушалась в слова, подперев рукой голову, облокотившись на дверцу машины.
«Не взыщи, мои признанья грубы, ведь они под стать моей судьбе. У меня пересыхают губы от одной лишь мысли о тебе…». Девушка задумалась, ведь она правда скупа на искренность. Ей так часто хочется проявить свои эмоции, но в последнюю минуту она принимает совершенно другое решение. Когда она увидела, что Влад уже едет по дороге к дому её родителей, она хотела выбежать ему навстречу… И каждый день писать сообщения со словами, которые ей на самом деле хотелось сказать мужу: «Я ужасно соскучилась!». И нет, ни один восклицательный знак, а сотни, тысячи! Почему она боится признаться в своей слабости? В самом начале их отношений она не верила в то, что сможет полюбить его, а теперь… Что теперь? Его не было четыре дня, а она уже волком выла на неполную луну.
– Слышишь меня? – голос мужа оторвал её от собственных размышлений.
– Ай, – откликнулась она.
– Не выспалась? – заботливо прозвучал его вопрос.
– Нет, просто… задумалась, – оправдалась она. – О чем ты говорил?
– Оксана пока что осталась в Чехии, но к концу следующей неделе собирается вернуть в Россию. Не против, если она к нам заедет?
– Нет, конечно. Буду рада её видеть, – в её интонации проскользнул скорее банальный этикет, а не честность.
– Что-то не так? – он отвлекся от дороги и посмотрел на спутницу.
– Давай включим что-нибудь другое? Это слишком тоскливо… – вздохнула она.
– В бардачке диски, – улыбнулся он. – Найдешь?
Она тут же открыла небольшой ящичек, нашла что-то вроде альбома, где были вложены диски. На одном из них она прочитала название немецкой группы, которую она обсуждала с Никольским несколько месяцев назад. Это был их альбом от 2015-го года.
Вставив в проигрыватель пластинку, девушка нажала «пуск». По машине разлилась тяжелая музыка. Ермолаева откинулась на спинку кресла, облегченно выдохнула.
– Ты как будто камень с души сбросила, – заметил Влад.
Она промолчала в ответ, наслаждаясь мелодией, прикрыв глаза. Потом композиция сменилась. Теперь солист пел о безграничной любви, которая заставляет его целовать все раны той, которую он боготворит, поскольку все её шрамы принадлежат и ему.
– Останови машину, пожалуйста, – почувствовав приторный комок в горле, как в тумане произнесла она, когда они ехали по загородному шоссе мимо лесных массивов.
– Что-то не так? – забеспокоился он.
– Останови, прошу, – повторила она просьбу.
Он сбросил скорость, съехал на обочину, припарковался, тревожно глядя на девушку.
– Лен, тебе плохо? – его взор затопила безграничная нежность.
– Нет, просто хочу на воздух, – она открыла дверцу, вышла на улицу.
Мимо проносились автомобили. Ветер свистел в ушах от их скорости. Влад покинул салон, подошел к жене, осторожно положил ладонь между её лопатками, потом она сама повернулась к нему, приблизившись до того расстояния, когда слова уже бесполезны, а биение сердец говорит гораздо красноречивее. Она уткнулась в его шею, вдыхая запах его кожи.
Аромат старого тела. Оно может быть бесконечно ухоженным, чистым, но… Это чувство, которое возникает, когда пропускаешь через себя тяжёлый воздух, чувство прикосновения к древности, ветхости, словно к книгам в библиотеке, напечатанным в 1970-х годах. Так было и с Леной, ведь их разница в двадцать с небольшим лет была видна с первого взгляда. Ее мысли сосредоточились на этом, хоть она и осознавала их абсурдность. От него пахло мятой и вишней, смешанными с дорогим парфюмом, чем-то таким родным, но напоминающем о боли.
Она вдруг поняла, как ненавидит его. Никольский. Он взял её из родительского дома, привел в свою квартиру, подчинил её своей власти, растлил, осквернил, обесчестил, и неважно, что они были
