Лариса Кондрашова - Замуж - не напасть
Евгения долго возится, пытаясь устроиться поудобнее. Не спится. Кто там был у древних греков по этой части, вспоминает она? Морфей — крылатый бог сновидений. Что же он так долго не слетает к ней? За провода крыльями зацепился, что ли? Так, ругая, на чём свет стоит, древнего бога, она сама и засыпает.
Просыпается Евгения от присутствия в комнате кого-то постороннего, и, ещё не открыв глаз, ужасается: как обычно, простынка с неё сползла, а она в короткой ночнушке… Хочешь — не хочешь, а глаза открывать надо!
Перед её тахтой на коленях стоит Аристов и смотрит на неё. Теперь и нет смысла прикрываться — всё, что хотел, он уже разглядел!
— Доброе утро, — почему-то шёпотом говорит Толян.
Она испуганно оглядывается.
— Здесь есть ещё кто-нибудь?
— Нет.
— А почему ты шепчешь?
— Чтобы не спугнуть прекрасное мгновение. Я только хотел сказать: пора, красавица, проснись!
— Уже поздно?
— Семь часов.
— Аристов, в субботу я сплю до восьми!
— Не ворчи! Мне очень хотелось позавтракать с тобой.
— Тогда выйди на минутку, я оденусь.
Он с сожалением и невольным плотоядным огоньком в глазах оглядывает её, но покорно выходит.
Она набрасывает домашний халатик, не переставая ворчать про себя. Он ещё ею командует! Точь-в-точь, как та лиса, которая просила у зайца погреть одну лапу. Она идёт в душ и долго умывается холодной водой. Ну вот, теперь даже мысли в голове стали свежее.
Когда она заходит на кухню, то присвистывает от восхищения. Далеко не каждая женщина может накрыть такой стол, а уж от Толяна подобной хозяйственности она и не ожидала!
— Не свисти, денег не будет, — замечает он и широким жестом приглашает. — Прошу. Если я хоть чуть-чуть угодил хозяйке, то это и будет малой платой за её гостеприимство.
Она некоторое время смущенно припоминает: не было ли в её кухне чего-нибудь такого, неубранного-немытого, чего бы ей следовало стыдиться, но тут же выбрасывает эти мысли из головы.
— Когда же ты все успел? — спрашивает она Аристова, — даже бумажные цветы из салфеток накрутил.
— Сколько же можно спать… Я когда вчера свалился?
— Около семи.
— Вот видишь, а в четыре утра я уже проснулся и грыз себя за то, что причинил неудобства тебе. Ты не очень сердишься?
— Ладно, чего уж там!
— Вот и хорошо! — некоторое время он молча жует, а потом сообщает. Оказывается, это приятно: просто завтракать в твоем обществе! И этот милый халатик. И голые коленки…
Она поспешно одергивает подол.
— Глупышка. В нашем случае коленки — лишь фон.
— Что ты вчера пил? — подчеркнуто заботливо спрашивает она. — Ничем не отравился?
— Лопухина! Ты — прелесть! И что я в тебя такой влюбленный?
И опять в идиллию вносит тревожную ноту проклятый телефон!
— Женя, — извиняющимся тоном спрашивает Нина Аристова. — Толя ещё у тебя?
— Завтракает.
— Позови его, пожалуйста!
В глазах Толяна на секунду появляется беспомощное выражение, но тут же он справляется с собой, подходит и берет трубку. При первых же словах невидимой Нины скулы его каменеют и глаза зло сужаются.
— Понял, — бросает он коротко. — Сейчас приеду.
Он целует руку Евгении и бормочет:
— Спасибо тебе за все!
Толян уходит, заставляя Евгению бесноваться от бессилия. Что они, эти Аристовы, устроили в её квартире? Она бы ещё долго грызла себя за бесхребетность — нужно ли ей было вчера выходить к Аристову, а потом устраивать его у себя на ночь!? Если Нина о своем супруге не беспокоилась, то ей, что больше всех надо? Но судьба сжалилась над нею и послала ангела-хранителя в лице Маши. Через пять минут после ухода Толяна она позвонила в дверь, ещё больше похудевшая, но оттого помолодевшая и прекрасно выглядящая в спортивном костюме, наверняка фирменном, ибо такого прежде Евгения ни у кого из знакомых не видела.
— Десять минут на сборы, — повелительным тоном командует Маша. — Внизу нас ждут двое молодых, симпатичных американцев. Нехорошо заставлять их долго ждать!
Евгения, по её совету, бросает в сумку купальник, кое-что из косметики, теплую кофту, надевает любимый белый спортивный костюм под одобрительным взглядом подруги.
— Мужики офонареют! — довольно хмыкает она.
— А почему ты решила взять именно меня? — спрашивает Евгения, уверенная в ответе, что лучше её кандидатуры просто не найти.
— Потому что ты свободно говоришь по-английски, а мне чертовски надоело переводить — могу я спокойно отдохнуть, как все люди?
Евгения немного разочарована: только из-за знания английского? Неужели и Маша её просто использует? Такой у нее, видно, сегодня день — сплошные разочарования! Она не замечает, что подруга украдкой наблюдает за ней.
— Лопухина! Ты, оказывается, совсем не знаешь себе цены! Уже и хвост опустила! Да у нас в фирме половина женщин спикает, почему, думаешь, мне и в голову не пришло пригласить их с собой? Потому, что я люблю тебя, естественную, деликатную, культурную, наконец. Не нужно мне будет все время наблюдать и переживать, не скажешь ли ты какую-нибудь глупость…
У её подъезда стоит большой черный форд. Еще несколько лет назад его бы окружили зеваки. Сейчас жильцы идут мимо, не обращая внимания: страна наводнена иномарками.
Багажник сверху основательно загружен, закрыт брезентом и перевязан веревками.
— Мы точно едем жарить шашлыки? — здороваясь, спрашивает по-английски Евгения. — Или собираемся разбить палатку и несколько месяцев прожить на природе?
Маша предупредила, что им придется накормить американцев исконно российским мясом ихнего уикэнда, и взять на себя обязанности, которые обычно выполняют мужчины — поджаривание мяса на шампурах. Но она никогда не видела, чтобы на шашлыки ездили с таким багажом, вот и шутит.
В глазах мужчины, сидящего за рулем, мелькает недоумение, зато другой, на заднем сиденье, куда усаживают и её, врубается.
— У русских своеобразный юмор, Джеймс, — обращается он к водителю. — Мисс намекает, что у нас слишком много вещей.
— Понял! — облегченно вздыхает тот.
— Моя подруга Евгения. Женя, — представляет её Маша.
— Джеки, — предлагает её сосед.
— Пусть будет Джеки. А это мои товарищи и коллеги: Майкл и Джеймс.
Они едут в горы. И хотя ехать не очень далеко — километров пятьдесят с хвостиком, но дорога, ведущая к цели их поездки узкая, проселочная, особо не разгонишься.
Благо, сентябрь — первый месяц школьных занятий и сбора урожая, так что на дороге видно мало желающих выехать на природу. В России уикэнды вещь, зависимая от многих обстоятельств; чтобы прокормиться, рядовому россиянину приходиться запасаться всем, чем богаты в это время года окрестности.
