Утилизация (СИ) - Тася Тараканова
— Поздравляю! А одним глазком взглянуть можно?
— Да, только Машенька спит.
— Будить ради смотрин я не буду, — смутилась Лиза, неожиданно осознав, что вторглась в пространство, где её не ждали. — Торт тебе можно?
Быстро смахнув слёзы, я кивнула. Болезненная тема отсутствия молока — ещё один выстрел в сердце. Дочь будет на искусственном вскармливании, хотя я так мечтала приложить малышку к груди. Мой сценарий давно свернул не в ту колею, вряд ли я узнаю, что значит кормящая мама. А ведь это было одним из пунктов в списке моих желаний.
— Мне всё можно.
— Вот и прекрасно.
Лиза на цыпочках подошла к кровати.
— Малюсенькая. Сразу видно красавица. Бровки как нарисованные, губки бантиком, пальчики тонкие, прям игрушечные.
— Пойдём чай пить, а то скоро проснётся.
— Ох, Юля. Какая ты счастливица, — Лиза умильно сложила руки на груди. — Доченька у тебя. А я сыночка хочу.
Я понимающе кивнула
— Сынок, как козочка говорит?
Лиза тихонько прыснула.
— Ме-е-е.
Торт оказался суховатым, чай горчил, я нервничала, прислушиваясь к звукам в спальне, несколько раз выбегая проведать дочь.
— Спасибо за чай, мне пора. Вчера подала заявление в суд на развод, пошлину оплатила. Надо съездить забрать вещи.
— Одна не ходи.
Лиза пожала плечами.
— Найду варианты, не беспокойся.
Её легкомысленное отношение к предстоящей встрече с мужем меня слегка насторожило. Из комнаты раздалось кряхтение дочери, и я ринулась к ней, забыв обо всём. Лиза появилась на пороге вслед за мной.
— Юль, я пошла. Звони, если что.
— И ты не теряйся, — я мельком взглянула на погрустневшее лицо Лизы, — замок открой и дверью хлопни.
Машенька заплакала, и я, обругав себя последними словами, уместив дочь в слинге, переместилась на кухню делать детскую смесь. Наступило время кормления, к которому я не подготовилась из-за прихода Лизы. Непрерывно качая плачущую дочь, я развела смесь в кастрюльке, непослушными руками перелила её в бутылочку. Первое кормление, а я так безответственно подошла к нему.
Руки тряслись, когда поднесла соску к губам дочери. Камень свалился с души, когда моя рыбка принялась, причмокивая, беззубым ротиком тянуть смесь из бутылочки. Первое кормление хоть и началось скомкано, продолжилось абсолютным умиротворением при виде сосущего младенца. На головке дочери выступили капельки пота, так усердно она работала.
Экран телефона загорелся вызовом, звукового сигнала не было, потому что я его отключила. Звонила мама, видимо, с новыми напутствиями, как и что я должна делать. Перевернув мобильник, я постаралась отрешиться от мыслей о настойчивом вторжении матери с упрёками, наставлениями и рекомендациями. Я не буду кормить Машу, разговаривая по телефону. Никогда.
И в этот момент раздался звонок от входной двери. Меня нет ни для кого. Только землетрясение или пожар заставит меня открыть дверь.
— Юля, я знаю, ты дома.
От этого голоса пол под ногами покачнулся.
Этот человек осознанно вытирал об меня ноги, рушил моё самоуважение, самоутверждался за мой счёт, и теперь пришёл ко мне, чтобы что? Проникнуть в мою жизнь и снова танцевать на костях? Он убил всё то доброе и светлое, что я пыталась собирать из осколков его кратковременных приступов любви. Потерять себя, растворившись в другом, оказалось просто. Это как вступить в трясину и провалиться с головой. Выдержать собственную тревогу, беспомощность, страх одиночества гораздо сложнее.
— Юля, открой. Нам надо поговорить.
Внутренние диалоги с ним прописались в моей голове, я ловила воду решетом, уже понимая бесполезность каких либо слов. И ещё я боялась его. Он обладал какой-то гипнотической силой, завлекающей одинокую путницу блуждающими огоньками в болото.
— Я хочу видеть свою дочь. Ты одна не справишься. Я буду платить алименты.
Мобильник опять начал светиться. Атака пошла с двух сторон. Машенька не предала меня плачем, я выскользнула в спальню, прикрыв за собой дверь, оставив телефон на столе в кухне. Почувствовав, что я чуть восстановилась, эти двое как акулы рванули на запах крови.
Я держалась за дочь, как за спасательный круг. Руки перестали дрожать, когда я посмотрела на окно, в которое собиралась выйти. Все слова, сотрясающие воздух, бред. Мне не нужны алименты, не нужна так называемая поддержка матери. Просто забудьте обо мне, а я забуду о вас.
* * *
Сидя на кровати, я покачивала свою малышку, изучая цвет её ещё мутных глазок: то ли синие, то ли серые.
— Теперь мамочка будет с тобой, — шептала я дочери. Дотянулась одной рукой к книжкам — малышкам на прикроватной тумбочке. Раскрыла одну из них перед дочерью. — Смотри какие красивые картинки.
Мурлыкая песенку без слов, перелистывала страницы, старалась выкинуть из головы мысли о том человеке. Он и так занял слишком много места в моей голове, пора было его оттуда изгнать. Думать о себе, о своих желаниях, строить собственные планы оказалось так непривычно, словно я приоткрывала незнакомую дверь, нерешительно выглядывая в образовавшуюся щель, с трепетом изучая неведомое пространство. Страшно, боязно, волнительно, маняще, точно как открыть чистый лист, нажать на клавиши ноутбука, и слово за словом плести новую историю — обыкновенную, но единственную в своём роде.
Новая трель звонка проникла сквозь двери в маленькую квартирку, нервной волной прошлась по телу. Сколько можно!
Слабая, уязвимая, одинокая я хотела сама плести свою судьбу, мужественно или, трясясь от ужаса, обретать опыт на своём пути. Я должна выдержать себя, выдержать этот ненавистный звонок, разрешить себе быть собой, перестать быть удобной, понимающей и бесконечно виноватой.
Он звонил и звонил. Книжки не помогали отвлечься, я встала и принялась ходить от окна до двери с Машенькой на руках. Моя девочка была лёгкой, но я чувствовала себя разбитой, будто одолела километров десять пешком. Прикорнуть бы рядом с дочерью, насладиться её дыханием, закрыть глаза, предать сну уставшее тело и измученную душу.
— Уходи, уходи, — шептала я, совсем обессилив. — Уходи. Ты нам не нужен.
Невозможно длинный день никак не заканчивался. Тяжёлые веки закрывались сами собой, тело магнитом тянуло на кровать. Очнулась я от голоса дочери, которая завертелась и захныкала рядом со мной. Ребёнок голодный, а я дрыхну. По ощущению проспала несколько часов. Ужас!
Слегка дезориентированная после сна, сняла с дочери тяжелый памперс. Прислушилась. В квартире, кроме звуков, издаваемых Машей, было тихо. Кажется, настойчивый человек всё-таки ушёл. Знание о том, что это не последний его визит, неприятно свербило где-то на подкорке мозга. Заняв себя хлопотами о дочери, гнала от себя душную волну страхов.
Не думать, не тащить в настоящее удавку прошлых мыслей, основательно почистить заросший колодец от тухлой воды, чтобы он наполнился свежей и кристально
