Ева Модиньяни - Ваниль и шоколад
Андреа согласился на вынужденное расставание, но не отказался от измен. Он не сомневался, что рано или поздно все станет как прежде.
Пенелопа закрылась в гостевой спальне и стала готовиться ко сну.
– Могу я узнать, что за важное дело испортит мне воскресенье? – спросил Андреа, распахивая дверь.
– Если бы я сказала, ты бы мне не поверил, – как можно спокойнее ответила Пенелопа, забираясь под одеяло.
– А ты попробуй, – с вызовом предложил Андреа.
– У меня свидание с мужчиной, – приняла вызов Пенелопа.
Ей показалось, что сердце у нее вот-вот остановится. В этот момент могло произойти что угодно: Андреа запросто мог бы и дом обрушить. Но он лишь посмотрел на нее в растерянности, кровь отхлынула от его лица. Пенелопа увидела, как он покачнулся и схватился за ручку двери, чтобы не потерять равновесия. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вернуть себе самообладание. Андреа решил, что речь идет о Данко.
– Этот старый ублюдок должен знать, что воскресенье – мой день! Вы работаете вместе шесть дней в неделю. Неужели вам мало?
– Своими криками ты разбудишь детей, – оборвала его Пенелопа.
Андреа вышел, хлопнув дверью, и она облегченно перевела дух. Что такое верность? – спросила себя Пенелопа, погасив свет и прижимаясь щекой к подушке. Сможет ли она считать себя верной женой, если откажется от Мортимера? Верной кому? Чему? Себе самой или клятве, данной при венчании с Андреа? Страдать, чтобы не нарушить клятвы? Разве это справедливо?
Измученная этими вопросами, Пенелопа беспокойно металась по постели, ворочалась с боку на бок, но не находила ответа. В конце концов она забылась тяжелым сном.
12
Все последующие дни Пенелопа старалась скрывать терзавшую ее тревогу и с кротостью, обычно ей несвойственной, сносила проказы детей. Она не подавала виду, насколько ей неприятна внезапно пробудившаяся нежность мужа, тем не менее взиравшего на нее с подозрением. Пенелопа не собиралась его успокаивать, тем более что сама ни в чем не была уверена. «В воскресенье я точно узнаю, исключить ли мне Мортимера из своей жизни».
В девять утра в воскресенье, выходя из дома с детьми, Пенелопа надеялась на чудо: вдруг мужчина ее мечты обманет и ей придется вернуться к своей обычной жизни.
– Куда ты собралась? – спросил ее кузен Манфредо, пока Лючия и Даниэле забирались в машину.
– На очень важное свидание, – торопливо ответила она.
Вызванное ею такси уже подъехало к тротуару. Пенелопа, как обычно, напомнила детям, чтобы вели себя хорошо, и проводила их взглядом, пока машина кузена не скрылась из виду. Затем она села в такси и приказала отвезти себя к дому на улицу Сан-Барнаба, Раймондо Теодоли уже ждал ее. Он галантно поцеловал ей руку, а Пенелопа в эту секунду подумала о муже, который пребывал в убеждении, что она проведет этот день с их общим другом Данко.
В этот такой важный для нее день Пенелопа сознательно отказалась от любых попыток принарядиться. Она даже не накрасилась. Теннисные туфли, синие джинсы, легкая куртка и белая футболка – таков был ее наряд. Волосы в живописном беспорядке. Решив предстать перед Раймондо такой, как есть, со своими скромными достоинствами и многочисленными недостатками, она хотела проверить, насколько в действительности увлечен ею мужчина, в которого она влюбилась без памяти. В конце концов он ничем не рисковал, а вот она поставила под угрозу саму себя, свои чувства, свою семью, которая, и это нельзя было не признать, давала ей ощущение стабильности.
– Ты уже позавтракала? – спросил Раймондо, усаживаясь за руль.
Пенелопа покачала головой.
– Тогда я отвезу тебя в кондитерский рай и угощу лучшим капуччино на свете.
Спортивная машина Раймондо с мягким шорохом сорвалась с места и остановилась на бульваре Пьяве у маленькой старинной кондитерской с собственной пекарней в задней части дома. Мортимер провел Пенелопу в уютный маленький зал. В воздухе витал аромат ванили. На круглых столиках, покрытых длинными, до полу, фламандскими скатертями, стояли фарфоровые вазочки с белыми анемонами. Они выбрали столик у окна, затянутого кружевными занавесками.
– Бриоши с заварным кремом и два капуччино, – заказал Мортимер официантке.
– Откуда ты знаешь, что мне нравится заварной крем? – удивилась Пенелопа.
– Представь себе, мне тоже нравится, – рассмеялся Раймондо.
Кроме них, в маленьком зале никого не было.
– Знаешь, – начал Мортимер, – я открыл для себя эту кондитерскую пару лет назад, когда мы с Кэтрин расстались. Было воскресное утро, как сегодня. Я отдежурил тридцать шесть часов, домой идти не хотелось. Мне было грустно одному. Я решил прогуляться, насладиться покоем выходного дня и случайно забрел сюда. Тогда бриоши с заварным кремом примирили меня с жизнью, – усмехнулся он, пока официантка расставляла заказанное на столе.
Они позавтракали, наслаждаясь ощущением близости, а затем вернулись в машину. На шоссе почти не было движения, и до Бергамо они добрались в рекордное время. Машина выехала в арочный проем в стенах старого города и вскоре уже была во дворе старинного палаццо, которым семья Теодоли владела вот уже триста лет.
– Мой прадед въезжал сюда в карете, – пояснил Мортимер. – Мой дед ставил машину под портиком. Но с годами число машин в семье увеличилось, и мой отец обратился к властям за разрешением построить пандус, ведущий в подземный гараж: здесь большие подвалы. Мы все еще ждем разрешения. Дом считается исторической ценностью и охраняется государством, перестраивать его нельзя. Несколько раз у моей матери возникало искушение продать дом: уж больно велики расходы на его содержание. Даже не знаю, сколько еще мы сможем его содержать. Но, – добавил он с улыбкой, – нам с братом нравится приезжать сюда время от времени. Наша мать живет в Париже, но и она часто сюда заглядывает.
Парадный вход представлял собой грандиозный портал со сводчатым потолком и потускневшими от времени фресками на стенах. К ним подошел пожилой мужчина, в синем рабочем фартуке.
– С приездом, доктор. Мы вас ждали, – радостно приветствовал он хозяина.
– Здравствуй, Тито, – сказал Мортимер и представил Пенелопу: – Синьора Пеннизи.
За парадным подъездом открывался мощенный брусчаткой двор. В середине помещался грандиозный фонтан из белого камня, увенчанный Нептуном, который сжимал и одной руке трезубец, а в другой – огромную рыбу. Из ее раскрытой пасти била струя воды. Позади двора был разбит парк с живыми изгородями из самшита, подстриженными в форме геометрических фигур. На клумбах цвели глицинии.
– Мы пока пойдем собирать абрикосы, а ты, Тито, скажи Розетте, чтобы обед был готов к полудню, – распорядился Мортимер.
