Сюзан Кубелка - Парижские ночи Офелии
Розовый ковер покрыт изумительными персидскими дорожками, посреди комнаты стоит ценный спинет[2] XVIII века, рядом низкая оттоманка вишневого цвета с разбросанными по ней яркими подушками из бархата. Кровать стоит в эркере (на возвышении, как я уже рассказывала), справа и слева от нее широкие застекленные двери ведут на балкон с двумя лавровыми деревьями.
Есть здесь и камин из белого мрамора, а рядом черная витая колонна со статуей красивой индийской танцовщицы. Это чудесная комната. И самое главное: здесь царит дух Новой романтики! Здесь можно снова мечтать, здесь творятся чудеса.
– В этой кровати я напоминаю себе восточного принца, – подает голос Проспер.
– Ты действительно похож на него, – откликаюсь я и целую его в губы. Он ставит бокал на пол и притягивает меня к себе.
– Чувства приходят и уходят, – изрекает он медленно и степенно. – Но сейчас, в данный момент, я люблю тебя. Я люблю тебя, Офелия! Я хочу быть в тебе.
Этого мгновения я ждала весь день.
– Я тоже люблю тебя, – говорю я. А потом мы теряем всякую власть над собой. Мы входим друг в друга, с самого начала я сверху. Возбуждение прошлой ночи еще не отзвучало, напротив, малейшая ласка – и оно взрывается с новой силой. Пожар! Я сгораю! Такого я никогда не испытывала. Каждый волосок, каждый нерв, каждый миллиметр моей кожи электрически заряжен. Проспер и я!
Чем дольше это длится, тем острее неожиданности. И вдруг происходит невероятное. Проспер глубоко проникает в меня, и каждый его толчок – словно взлет. Каждый удар – оргазм, только вожделение не затухает, а остается. Блаженство не кончается. Разве бывает такое?
Это экстаз! Я вдруг осознаю это с четкостью. То, что я испытываю в объятиях этого смуглого мужчины, ни с чем не сравнимо. Это экстаз! Эта страсть имеет другие измерения. Слепой становится зрячим. Глухой впервые слышит музыку. Какими словами это передать? Я благозвучное пианино, на котором до этого играли этюды, детские песенки, изредка сонаты.
И вдруг приходит мастер, садится за клавиши и играет целый концерт для фортепиано. Великолепная гармония, разнузданные, бурные пассажи, арийские аккорды. Вселенная вожделения. Кто бы мог предположить во мне такое?
По сравнению с Проспером Дэвисом все мои предыдущие мужчины были из камня. Они жесткие, угловатые, твердые, негнущиеся, напряженные. Проспер – мягкий, гибкий, нежный, артистичный. Он никогда не делает больно, даже в самом безудержном порыве. После ночи с ним не остается синячков, царапин, вырванных волос. Мы занимаемся любовью часами, но не до боли. Если так выглядит черная любовь, я могла бы стать ее приверженкой!
Однако стоп! Осторожно! Это не «черная любовь», а Проспер Дэвис. Не надо обобщать. Повсюду есть хорошие и плохие, талантливые и бездари. Не существует черной любви, так же как и белой.
Ах, родные мои, и такие мысли лезут мне в голову в моей грандиозной кровати, на белье из шелкового сатина, в объятиях красивейшего из мужчин. Но я не хочу размышлять. Не хочу вечно ломать себе голову, анализировать, делать выводы, философствовать, мучительно думать о белых и черных, о любви и измене, о будущем человечества и спасении мира. Выбрось рухлядь за борт! Раздумывать я могу и потом, когда опять останусь одна. А сейчас я хочу чувствовать, наслаждаться, упиваться, целоваться.
Мы стоим на четвереньках на кровати, я – опершись на локти, Проспер за мной, глубоко внедряясь в мое тело. Эту позу я люблю больше всего, так я сильнее чувствую. Путь прямой, ведет прямо внутрь, глубже, чем обычно. Проспер держит мои бедра обеими руками, иногда лаская мою грудь. Какое упоение! Мой мозг отключается, я больше ни о чем не думаю. Он может вечно. Его самообладание граничит с чем-то запредельным. Я теряю всякое чувство времени и не соображаю, где я.
– Кончи, дорогая, кончи, – хрипло шепчет он и прижимает меня к себе. На улице светает, заспанно начинают чирикать птицы. – Ты можешь кончить?
– Нет! – Я не хочу, пусть так продолжается всегда. Тогда он выскальзывает из меня, переворачивает меня на спину, становится на колени и кладет мои ноги себе на плечи. Я почти в беспамятстве покоряюсь его воле.
Проспер начинает меня целовать, я чувствую его язык в самом сокровенном месте, я на грани взрыва. Десять секунд – и я готова. Сладостное чувство захлестывает меня, как гигантская волна. Поглощает меня, и я тону в блаженстве.
Вот Проспер поднимается, выпрямляется во весь свой рост и смотрит на меня своими темными глазами. Он нависает надо мной, как огромная скала! Стоя входит в меня и движется словно в трансе. Обхватывает мои бедра. Вот! Вот! Вот! Я чувствую его оргазм как свой собственный. Он конвульсивно подергивается во мне, потом громко и облегченно смеется и довольный валится рядом со мной на кровать. Нащупывает бокал с шампанским и выпивает его.
– Прогулка по городу не состоялась, – резюмирует он, – что и следовало ожидать. – Потом прижимается ко мне, закрывает глаза и спокойно засыпает.
Есть мужчины – великолепные любовники, но спать с ними абсолютно невозможно. Только спадает эйфория, как они отворачиваются, зарываются в одеяла, закрываются с головой, что означает – руки прочь. Я опять принадлежу себе самой! Мой немец-переселенец был этого сорта, австриец, швейцарец и голландец – тоже. Может, это свойственно всем германцам? Слава богу, англосаксы ушли дальше. Они хотят тепла всю ночь. Назад к материнской груди, куда же еще? Они хотят чувствовать, прижиматься, ласкать, держаться – любовь не должна остывать. Это по мне. Какие бы претензии ни предъявлялись к англичанам, американцам, канадцам, одно точно: спать с ними лучше всего! После секса они ласково прижимаются, пусть хоть рушится мир.
Проспер Дэвис – не исключение. Мы дремлем, тесно прижавшись друг к другу, без единого зазора, как две серебряные ложки. Если один переворачивается, другой автоматически делает то же самое. Ничто не мешает – ни локоть, ни нога. Ни рука не затекает, ни коленка не нарушает гармонию. Мы идеально подходим друг другу, даже сердцебиение и дыхание кажутся настроенными друг на друга. Я сплю с чувством полной защищенности.
Незадолго до одиннадцати я просыпаюсь. Настроение великолепное.
Проспер! Я протягиваю руку и глажу его по спине. Он тут же притягивает меня к себе, благостно вздыхает, бормочет что-то непонятное своим медлительным, глухим голосом. Еще не окончательно проснувшись, мы опять любим друг друга. Он тихо входит в меня, ненадолго, так, чуть-чуть, чтобы начать новый день. Легко, приятно, мечтательно, не больше четверти часа. Это нежность, не страсть. Когда все позади, сна у обоих нет ни в одном глазу. Хватит любви, пора вставать.
