Елена Гайворонская - Давай попробуем вместе

Мы с Верой уверяем мальца, что примут: для своих семи он читает бегло, с выражением и удивительно обдуманно. Иногда такой вопросик подбросит, – взрослый дядя, озадаченно чешу в затылке. К тому же считает до ста и дальше, решает задачки в пределах двадцати. Вера еще с ним и по-английски что-то бормочет… Короче, мне должно быть стыдно. Но я горд. Дети и должны быть умнее своих родителей. А если мне кто-нибудь заикнется, что Мишка унаследовал способности от американского гения Славика, не задумываясь, разобью физиономию…

– Ма-ам, а если я поступлю в гимназию, вы возьмете мне котенка? – канючит Мишка.

Обычно дети мечтают о собаках. Сам знаю: пятнадцать лет жил у нас неизвестной породы зверь. Покупали на «птичке» как спаниеля. Но спаниель вырос с добрую овчарку, причем уши остались по-щенячьи куцыми и вислыми, зато хвост вытянулся на полметра и повис веревкой. При этом дворянин носил нежное имя Пуся.

Но Мишка после того памятного вечера собак недолюбливает и побаивается. Ему нравятся кошки. Вера же не жалует ни тех ни других.

– Еще придумал, – ворчит она. – Котенка! Вырастет, будет орать, обои драть, гулять проситься. А шерсть, а запах! Вот приходи ко мне в сад, играй с Чубайсом. А дома кот совсем ни к чему.

Мишка обиженно дуется.

– Хочешь, черепаху возьмем? – предлагаю я.

– Не хочу. Она неинтересная. У нее панцирь – не погладишь.

– Тогда хомяков.

– Я их не люблю. Они кусаются, – дуется Мишка.

– Будешь мучить – кто угодно укусит, – ворчит Вера.

– Кого я мучил?!

– А на Бобике кто в саду катался?

– На нем все катались! – запальчиво возражает Мишка. – Ему нравится.

– «Нравится…» Сломаете собаке хребет.

– Не сломаем. Он крепкий.

В конце концов приходим к компромиссу в образе морской свинки. Мы видели их в зоомагазине. Симпатичные, пушистые, обои не дерут, не кусаются, и выгуливать не надо. Девушка-продавец даже поймала нам одну и дала подержать.

– Хорошенькая какая! – умиленно восклицает Мишка. – Как ты думаешь, если я назову ее Наташка в честь Прянниковой, она обрадуется?

– Кто? Свинка?

– Наташка.

– Думаю, – говорю я дипломатично, – лучше поискать более свинское имя.

И страшный день наступает. Намарафечен-ный, необычайно сосредоточенный и притихший Мишка исчезает за дверью. Мы с Верой ждем снаружи, утонув в кожаных креслах, в тени живых пальм в огромных горшках, и сами волнуемся, как абитуриенты перед первым экзаменом.

– Подумаешь, – жалобно бормочет Вера, стиснув горячими пальчиками мое запястье, – ну если даже не поступит. Пойдет в простую школу. Мы сами такие заканчивали, и ничего…

– Еще как поступит, – уверенно заявляю я. – Безо всяких «если»… Наши дети обязаны быть умнее нас.

Полчаса тянутся сутками. Точно один из крошечных циферблатиков на поле основного взял да и замедлил ход. Если бы пару месяцев назад кто-нибудь сказал мне, что я буду дергаться из-за подобной ерунды, я бы рассмеялся тому в лицо. А теперь сижу как на иголках, будто сам поступаю в эту чертову школу, пардон, в гимназию… Глупо, конечно.

Приходит еще женщина с хрупкой светлоко-сой девочкой в огромных белых бантах. Девочка пристраивается на небольшую деревянную скамейку, тонкие пальчики непрестанно тискают размочаленную паклю волос тощей куклы в пышном розовом платье. Кажется, она называется Барби.

– Вы не знаете, о чем там спрашивают? – робким шепотом интересуется женщина.

Мы сокрушенно разводим руками и мотаем головами. Женщина обреченно вздыхает.

Наконец дверь открывается, на пороге возникает вполне живой и довольный наш пацан. За ним **– прямая утонченная дама, к которой так и подмывает обратиться: «леди». Она приглашает нас с Верой в кабинет. Краем глаза отмечаю, что Михаил уже вовсю пижонит перед робкой девочкой в бантах, объясняя, что будет учиться здесь, и если она будет тоже, то они смогут дружить. Девочка краснеет и опускает длинные ресницы. Она очень мила. Парень явно имеет вкус.

– Поздравляю вас, мама и папа, – ровно произносит леди. – Ваш сын великолепно развит, вполне готов к обучению в гимназии. И к тому же прекрасно воспитан. Как чудесно видеть такие замечательные молодые семьи…

Неожиданно я чувствую, как краска приливает к моим щекам, а рот сам по себе разъезжается в дурацкую улыбку.

Бах! В коридоре раздается страшный грохот. Новоявленный гимназист Михаил вместе с хрупкой подружкой, невзирая на протесты ее мамы, затеяли салочки и умудрились опрокинуть деревянную скамейку.

Дома мы устраиваем небольшой сабантуй. Приходит моя названая теща Галина Григорьевна. Держится на редкость дружелюбно. Она выпивает со мной рюмочку приобретенного «на случай» «Белого аиста» и конфиденциально сообщает, что тот, первый Славик, форменная скотина. С чем я не могу не согласиться.

Вот только Веру к моим родителям я никак не могу вытащить. При одном упоминании она краснеет, бледнеет, зеленеет и с мольбой в огромных глазах отчаянно качает головой.

– Да не бойся, – пытаюсь урезонить я ее, – что ты как маленькая, в самом деле… Они не кусаются. Отец давно приглашает. Ты им понравишься, честное слово. Если б я не был уверен, не звал бы.

– Нет, пожалуйста… – На ее лице отражаются все муки ада. – Еще не время…

Детский сад какой-то…

Со своих зарплат-премиальных-сверхурочных мы с Верой черным смерчем проносимся по рынкам и «Детскому миру». Покупаем тетрадки и костюм-тройку, цветную бумагу и ботинки, пластилин, краски и карандаши, несколько сорочек…

Галстук Вера подбирает долго, поочередно прикладывая то один, то другой к пиджачному вороту, и выражению напряженного раздумья на ее лице мог бы позавидовать любой высокий политик под прицелом видеокамер. Чтобы положить конец мучениям, я пробиваю чек на оба. И все мы, включая утомленную продавщицу, облегченно вздыхаем. Портфель Мишка выбирает сам. Яркий синий рюкзачок с огромным футбольным мячом посредине.

– Что за глупости? – возмущается Вера. – Ты в гимназию идешь, а не в спортшколу.

– Ну и что? – ершится Мишка. – А мне этот нравится. Это же мой портфель, а не твой. Скажи ей, пап…

– Берем этот, – решительно заявляю я. – Сегодня наш день.

И Мишка в знак признательности крепко сжимает мой указательный палец.

– Ну что с вами поделаешь? Мужики… – делано вздыхает Вера, но в ее спокойных, как предутреннее небо, глазах искрится рассветный солнечный луч.

Весь вечер Мишка возится с покупками, то размещая их по полочкам старенького, еще маминого, письменного стола, то вытаскивая обратно и складывая в портфель. И, даже укладываясь спать, ставит ценную покупку возле кровати.

– Еще под подушку положи, – ворчит Вера, закрывая дверь в детскую. И тотчас лицо ее приобретает необычайную мечтательность, расцветая задумчивой и счастливой улыбкой.